Очаровательная певица и человек долгие годы была одной из ведущих певиц Латвийской Национальной оперы. А теперь уже год живет на две страны: в Германии и в Латвии

С чем это связано? Это стало основной темы беседы с «СУББОТОЙ». В результате образовалась целая картина: примадонна в современном мире, который открыт и сложен, в котором приходится делать выбор. И в котором возможно все — не только трудности, но и счастье.

Андрей ШАВРЕЙ

— Когда вы сели за этот столик, то сразу обратили внимание на цветы. И вы сказали их название, такое сложное…

— Ранункулюсы. Но это официально. А если просто — лютики.

— Господи, откуда вы знаете такие ботанические подробности?

— А просто они мне давно очень нравятся, потому и знаю. Друзья потом подсказали, как они по-научному именуются.

— Вы сейчас как надолго в Риге?

— Приехала на неделю, чтобы участвовать в репетиционном процессе «Набукко» Джузеппе Верди, спою спектакль и потом уезжаю обратно в Германию.

Я периодически приезжаю в Ригу, чтобы петь на сцене Латвийской Национальной оперы — в этом сезоне помимо Абигайль в «Набукко» у меня был «Тангейзер» Рихарда Вагнера и будет еще заглавная партия в «Турандот» Джакомо Пуччини. То есть все мои спектакли остались за мной, меня приглашают, и я периодически приезжаю. Не забывают, это приятно. И, в принципе, среднестатистически у меня ничего не изменилось, получается столько же спектаклей, как и раньше.

«Живу на две страны!»

— Но изменилось то, что вы уехали в Германию. Почему?

— Да, теперь можно сказать, что я живу на две страны. Просто немного расширила рамки своего творчества и хочу попробовать свой голос в Европе. Хочется большего роста, а этого невозможно добиться, если все время сидишь на одном месте. Потому что здесь мне было достаточно тесно: повторяются одни и те же роли, постановки. Как говорится, захотелось и других посмотреть, и себя показать.

— Почему именно Германия?

— Наверное, это всегда была страна моей мечты. Я говорю по-немецки (и по-латышски, кстати, тоже). Да, немецкий учила в школе, но это не считается, все мы знаем, как учили иностранный язык в прежней школе. Я увлекалась германской мифологией и немецкой музыкой. Я бредила Вагнером еще тогда, когда его еще не пела. Могу сказать, что о нем у меня были энциклопедические знания. Немецкая музыка для меня — это все.

— Я увидел на Facebook недавно, что вы выставили его мемуары, которые прочитали. Интересно, он что-нибудь написал о Риге, в которой два года проработал?

— (Смеется.) О да, о Риге там было очень смешное. Дело в том, что Вагнера из Риги выгнали.

— Считается, что он бежал от кредиторов…

— Да в долгах он был до конца жизни! Но его выгнали — из-за того, что он не вмещался в рамки рижских вкусов. Думаю, на мемориальной доске, повешенной сейчас на улице его имени в латвийской столице, где находился Немецкий театр (молодой Вагнер там был капельмейстером), надо было сделать такую надпись: «Здесь работал и был уволен немецкий композитор Рихард Вагнер». Для меня это, кстати, было открытие.

— Невольно напрашивается аналогия. Есть у вас какая-то параллель с вашим отъездом — в смысле «не вмещались в рамки вкусов»?

— Нет, конечно. Главными мотивами были расширение творческих возможностей и знание немецкого языка. Так что выбор был небольшой: или Германия, или Австрия. Но в просторной Германии больше возможностей и выбора.

Живу я в небольшом городке Кайзерслаутерне, но к моей творческой деятельности это не имеет никакого отношения. Я уехала год назад, и вскоре у меня будет первая роль — на Брауншвейгском фестивале. И это будет «Набукко». Это очень престижный фестиваль, куда меня пригласили как латвийскую певицу.

И пианино, и оргАн

— В Кайзерслаутерне вы стали играть на органе в церкви… Почти как Бах в церкви Святого Фомы!

— Это интересная история — поскольку это было летом, было много свободного времени, и, как говорится, дело было вечером, делать было нечего. И я начала заниматься велоспортом. Чтобы был повод для каких-то веломаршрутов, я по карте выбирала себе некую конечную цель. Таким объектом, как правило, оказывалась церковь. Все церкви я, конечно, не объездила, потому что в Кайзерслаутерне аж 56 церквей!

— В маленьком городе столько храмов?!

— Да, и все они огромные! И в каждой церкви — орган, настоящий, звучащий, в прекрасном состоянии. И тогда я подумала: а почему бы и нет? Ведь в свое время я училась в Эстонской музыкальной академии (моим преподавателем был знаменитый певец Мати Пальм). И там в магистратуре я оканчивала факультатив как органистка, а в прошлом я пианистка. И в свое время я как верующая католичка играла в Латвии мессы.

— Фамилия Баварская вам в ФРГ пригодилась? Интересно, как на нее реагируют немцы…

— Смеются! Дело в том, что «Баварская» — это польская фамилия моей бабушки. И немцы не знают, что такое «баварская». У них это звучит иначе — Байерн. Так что для них моя фамилия по звучанию ничего не означает, и не могу сказать, что это там сразу визитная карточка и индульгенция. Вот если бы я была Юлианна Байерн… Но тогда возник бы другой вопрос: почему я говорю по-немецки с акцентом?

«В Латвии мне конкурировать не с кем!»

— Связываете ли вы будущее с Латвией?

— В Латвию приезжаю по-прежнему с удовольствием, тем более что в Мазсалаце живет моя мама. С Латвией не собираюсь обрывать связи — я просто расширила горизонты своих творческих возможностей. Потому штатный певец Латвийской оперы — это штатный певец. Понимаете ли, как бы штатный ни был хорош, но всегда (в основном) он так или иначе остается в тени. Штатный, как ни странно, всегда второй состав — премьеры поют приглашенные певцы.

Кроме того, мне в Латвии конкурировать не с кем. Сперва я думала, что успех зависит от того, что я должна быть лучше других, а потом поняла, что это просто статус. И ты всегда во втором составе. Ну, бывают исключения, но исключения подтверждают правило. Мне, честно говоря, это немножко надоело.

Например, из-за этого я совершенно не имела международной критики, что для оперного исполнителя сегодня очень важно. Для CV можно, конечно, приложить публикации на русском и латышском языках, но этого мало. И только один раз в этом смысле мне повезло: я в «Макбете» заменила приглашенную Татьяну Миниченко, это было в рамках Рижского оперного фестиваля…

— …на который приезжают критики со всего мира, кстати…

— …и я тут же получила прекрасную критику из лондонской Opera News. И это практически единственный отклик от международной критики, на спектакль, в котором я пела со знаменитым в оперном мире Владиславом Сулимским. И главное, что хвалят не только его, а меня. И вот после этого я и подумала: «Ну почему, почему я должна сидеть в тени?» В конце концов, действительно, сколько мне осталось петь? Мне сейчас 43 года, и осталось, скажем так, лет десять активного пения, а дальше уж как Бог даст.

— У вас есть такие планы, вполне реальные, — выступить в миланском «Ла Скала», лондонском Ковент-Гардене, нью-йоркской Метрополитен-опере?

— Вы знаете, а это как скажет мой агент. Да, у меня есть агент, это важно, он ведет все мои дела. И у меня уже есть прослушивания от его агентства. И я сразу же получила приглашение-ангажемент от вышеупомянутого Брауншвейгского фестиваля; это фестиваль класса А, куда съезжаются все звезды. Конкуренция была огромной. Так что старт очень хороший, а дальше будем смотреть — как позволят здоровье и время.

«От шампанского «обвисает» голос»

— Кстати о здоровье. Мы с вами беседуем в светском месте, подают шампанское, но вы отказались…

— А при чем тут здоровье? Просто завтра у меня репетиция. Это нормально для всех певиц. Даже один бокал может повлиять на голос. Ну конечно! Вы же знаете, как влияет шампанское: выпиваете один бокал, и у вас сразу краснеет лицо, начинает разогреваться организм. Точно так же разогревается и голос. Он «обвисает» точно так же, как могут опухнуть, например, глаза. Набухают связки. Так что шампанское ни к чему, я считаю.

— Кстати, заметил, что в Риге вы носите симпатичный амулет, но если присмотреться, то это… долька чеснока…

— Да, в Латвии я теперь ношу чесночок — после майского происшествия, когда приехала в Ригу и уехала совершенно больная, подцепив опять какой-то жуткий вирус. А на следующий день после прилета у меня было прослушивание в государственном агентстве в Кельне, а потом у концертного директора в Кайзерслаутерне. И я была настолько больная, а возможности перенести прослушивания не было. И меня это, если честно, просто выбесило! Потому что прилететь здоровой, спеть спектакли и увезти с собой гадость балтийскую… Как ни странно, там я не болею. Поэтому я просто боюсь латвийского климата и ношу с собой чеснок.

— Ваша жизнь связана с несколькими странами. Где ваша родина?

— Мой родной город Одесса, в котором я не была с 2002 года, с той поры как похоронила отца. С тех пор я непрерывно жила в Латвии. Безусловно, я чувствую себя украинкой, особенно после последних событий, войны в Донбассе и всей этой политической грызни. При этом ты говоришь по-русски, но таков рубеж, когда ты просто должен выбрать сторону, сказав «да» или «нет». И тогда я выбрала, конечно, сторону своей родины. Я ассоциирую себя с украинским народом, польские корни при этом отступили на задний план. А Латвия — это страна, в которой я живу уже так долго.

— Уже известно, какие партии вы будете петь в Латвии в следующем сезоне?

— Это в Латвии, кажется, никогда неизвестно. (Смеется.) Но в целом за эти годы в Латвийской Национальной опере у меня было шестнадцать партий, «Трубадур» Верди, «Мазепа» Петра Чайковского…

«Альтернативная музыка вдохновляет!»

— Как ваше увлечение рок-музыкой, довольно-таки необычное для оперной дивы?

— Я увлекаюсь не просто роком, это очень узкое определение, а современной тяжелой музыкой. Она может варьировать от альтернативного рока до тяжелой электронной музыки. Мне нравятся любые жанры экспериментальной музыки. У меня в Риге даже был любимый клуб «Черная пятница», но на этот раз не посетила ни одного подобного концерта, берегла себя для спектакля. А так — регулярно посещаю. Меня альтернативная музыка вдохновляет.

— Иногда дома ставите диски соответствующей музыки?

— Не иногда, а регулярно. Понимаете… классическая музыка меня терзает. Она была моим сумасшедшим увлечением в детстве и юности, а теперь стала профессией. Под классическую музыку я формировалась как артистка, как человек и как женщина. И эта музыка у меня ассоциируется с несбывшимися мечтами. Это мечты не материального, а скорее духовного плана.

Сейчас я очень изменилась в эмоциональном и личностном смысле. И когда сейчас я слушаю Пятый концерт Бетховена, или Третью симфонию Брамса, или любую симфонию Малера — эта музыка всплескивает во мне воспоминания и ощущения детства, ощущения открытого и окружающего со всех сторон мира. И тогда мне становится очень больно. Я пережила переломный момент, я изменилась и стала немного другим человеком.

— А что за переломный момент?

— Это обыкновенное взросление, разочарования и т. д. Самое большое личное переживание, кстати, было, когда я потеряла отца в 26 лет. Тогда я поняла, что я уже не девочка. Но сейчас, когда я смотрю на себя 26-летнюю, понимаю, что все же я была тогда еще маленькой девочкой. Когда ты только начинаешь учиться без главного мужчины в твоей жизни. Потому что ни один другой мужчина, друг по жизни, никак не может тебе заменить отца.

— Спасибо за искреннее интервью — и ждем в Риге и на мировых сценах.

ФОТО: Андрей ШАВРЕЙ, Латвийская Национальная опера и из личного архива Юлианны БАВАРСКОЙ.

«Я немного расширила рамки своего творчества и хочу попробовать свой голос в Европе. Хочется большего роста, а этого невозможно добиться, если все время сидишь на одном месте. Как говорится, захотелось и других посмотреть, и себя показать.

«В Латвию приезжаю по-прежнему с удовольствием, тем более что в Мазсалаце живет моя мама. С Латвией не собираюсь обрывать связи — я просто расширила горизонты своих творческих возможностей.

Похожие публикации