Поэтому нет смысла пугать их смертной казнью. Но можно ли их перевоспитать?

Всего две цифры. В октябре за неделю на специальный телефон доверия поступило более 200 звонков от детей, которые пожаловались на сексуальное домогательство. Другая цифра: в этом году по статье 162 (совращение малолетних детей) осуждены только 37 человек: либо посажены в тюрьму, либо привлечены к принудительным работам. Потом эти преступники, отсидев положенное (как правило, сроки небольшие) возвращаются на свободу. Туда, где есть дети.

Становятся ли они безопасными для общества? Или возвращаются к прежним «увлечениям»? Какой надзор за ними ведётся и нужны ли в Латвии публичный регистр педофилов и химическая кастрация? Эти вопросы «Суббота» задала руководителю государственной службы пробации Михаилу Папсуевичу.

Ольга КНЯЗЕВА.

Нашумевшая история с изнасилованием 10-месячной девочки шокирует. И не только она. Не менее ужасен лиепайский случай, когда суд приговорил сына и отца к 240 и 200 часам принудительных работ за развратные действия в отношении 5-летней девочки. Таких историй масса, и все они только часть айсберга. Поймать педофила непросто, они хитры и изворотливы. Имантского педофила ловили несколько лет. Но что потом? Уголовный закон предусматривает за изнасилование лица до 16 лет пожизненное заключение либо лишение свободы на срок от 10 до 20 лет с надзором службы пробации на срок до трёх лет. Если речь идёт о совращении несовершеннолетних, то закон даёт всего пять-шесть лет тюрьмы, а то и меньше.

Верхушка айсберга

— Когда видишь заголовки «Латвия — страна педофилов» и читаешь все эти истории об изнасиловании младенцев, то порой кажется, что правда тут есть. Как вы оцениваете ситуацию с педофилией в стране?

— Я не согласен с тем, что Латвия — страна педофилов. Если мы себя сравним с другими странами, то мы не будем выделяться какой-то особой статистикой по педофилии. На европейском фоне изнасилований и растлений у нас ничуть не больше, чем в других странах.

— Уголовных дел действительно немного. Но 200 звонков за неделю о сексуальном совращении! Может, речь идёт о скрытой части айсберга таких преступлений?

— Да, во время таких акций с телефоном доверия мы, к сожалению, узнаём о невидимой части айсберга педофилии. Криминологи считают, что примерно 75 процентов — это те случаи педофилии, о которых никто никогда не узнает. А примерно 85 процентов открывшихся случаев, которые доходят до полиции и суда, — это сексуальное использование детей родственниками и близкими. Поэтому часто такие случаи не становятся известны общественности.

Кроме того, виноват низкий уровень образованности, не академической, а жизненной. Когда мы уже начинаем работать с сексуальными преступниками, часто видим просто ужасающую картину: в какой обстановке всё это происходило, какова среда.

— То есть чаще такие преступления совершаются в социально неблагополучных семьях?

— Не совсем так. Иногда мы встречаем достаточно состоятельные семьи с высоким уровнем образования, но там творятся такие вещи, которые вызывают шок. Поэтому когда нас спрашивают, каков портрет педофила, на этот вопрос невозможно ответить.

— Наверняка всё же можно ответить, ведь есть данные хотя бы по пойманным преступникам.

— Если взять всех осуждённых, с которыми мы работаем, то одному будет 14 лет, другому 90 лет. Но чаще всего, конечно, это мужчины от 16 до 35 лет. Хотя и женщины тоже есть. Но они больше проходят как соучастницы.

Перевоспитать педофила

— Хорошо, главный вопрос: отсидел преступник в тюрьме за сексуальное использование или изнасилование ребёнка, потом он возвращается в общество. Как понять: будет он дальше совершать преступления такого рода или тюрьма его исправила?

— Это главный вопрос. С кем-то вообще не надо больше заниматься, с кем-то более интенсивно, с кем-то менее. Сексуальные преступления очень разные по степени тяжести. Это может быть совращение, использование детей или изнасилование. Все эти вещи жуткие. Но если смотреть по степени нанесённого жертве ущерба, тут существует различие. Как и у самих преступников: кто-то легко может повторить своё преступление, кто-то этого не допускает. Вторых большинство. Но зато первые, если идут на рецидив, то делают это чаще и всё страшнее раз от раза.

— Как вы это выясняете?

— У нас работает большая программа по работе с педофилами. Первое, что мы делаем, — заставляем человека признать свою вину. Ведь практически никто из пойманных и даже чья вина доказана, не признаёт её. Доходит до абсурда. Как, например, эксгибиционист, который показывал половой член у школы детям, оправдывает свой поступок? Неважно, что его сняла скрытая камера и дети дали показания и опознали его. Он говорит так: «Я шёл по улице мимо школы, мне стало жарко, я раскрыл пальто, чтобы был свежий воздух, — а тут дети!» И такие объяснения — в 100 процентах случаев. Наша задача — работать с ним, пока он не признается, что он виноват.

— А если педофил не хочет, чтобы с ним работали?

— Хочет — не хочет тут неважно, он обязан это делать по решению суда. Дальше нам нужно понять, как он решился на преступление. Это только кажется, что педофилам очень легко даётся то, что они делают. Человек долго идёт к этому, годами и даже десятилетиями. Преодолевает свои личные барьеры, страхи, мучается и в конце концов находит для себя оправдание. Когда он для себя эти сомнения закрыл, то дальше он уже решает, как подобраться к ребёнку. Очень часто, когда человек попадает в тюрьму после вот таких долгих сомнений, он всё же понимает свои ошибки и больше никогда к ним не возвращается. Исследование, которое проводилось в Латвии, показало, что за три года рецидив в сексуальных преступлениях составляет всего три-четыре процента. Правда, есть особо опасная категория — те педофилы, которые используют мальчиков. Там процент рецидивов очень большой — до 35 процентов.

— Как работают с педофилами в тюрьмах? Заставляют раскаяться, признать вину, работать над ошибками?

— С ними работают не просто психологи, а специальные психологи. Мы работаем как с теми людьми, которые ещё отбывают наказание в тюрьме, так и с теми, кто уже освободился и находится под надзором службы пробации. Главное — понять риски, то, насколько человек будет готов к повторному преступлению на сексуальной почве. Вся программа коррекции лиц, совершивших насилие, очень длинная, до полутора лет, и состоит из нескольких блоков. Первый этап — признание вины, о котором я уже говорил. Второй этап — дать преступнику возможность примерить на себя роль жертвы. Чтобы он понял, каково было тому, кого он совращал или насиловал. Третий этап — работа с контролем своих желаний и чувств. Ведь когда педофил освобождается и работа с ним закончится, единственный, кто его сможет контролировать, — это он сам. Человек должен научиться распознавать свои желания, научиться их контролировать и сдерживать.

Кому поможет регистр

— Педофилы во время работы по программе раскаиваются? Что они говорят, когда на втором этапе влезают в шкуру жертвы?

— Есть те, которые раскаиваются. Есть те, которые хотя бы понимают, что то, что они делали, ненормально.

— Отпуская такого человека на свободу после лечения, вы имеете стопроцентную гарантию, что он больше не совершит такого преступления?

— Нет, стопроцентной гарантии у нас нет. Но программы коррекции поведения всё же работают. И это всё же лучше, чем не делать ничего. У нас есть волонтёрские организации, которые работают с сексуальными преступниками после освобождения. Результаты потрясающие. Но эти движения только зарождаются, пока их мало.

— Сейчас обсуждается введение регистра педофилов. Нужна ли эта мера?

— Я не против регистра педофилов. Но против того, как это преподносится. Регистр педофилов может быть создан и в Латвии, но его информация должна быть доступна не всем подряд, а только тем, кому это необходимо. Сейчас уже есть список, где содержится информация обо всех осуждённых за сексуальные преступления. Но чтобы создавать полностью публичный регистр педофилов… Это крайность!

— Боитесь самосуда?

— Я против такого регистра, который будут смотреть всякие архаровцы, а потом ездить по стране и заниматься линчеванием. Потому что есть очень большой риск, что они линчуют похожего человека. И потом, если педофил будет знать, что его данные есть в публичном регистре, будет ли он жить по месту своей декларации? Да никогда. К тому же у него могут быть дети и родственники, которые могут безвинно пострадать.

Смертная казнь: поможет или нет?

— Считается, что в Латвии очень мягкое наказание за педофилию. Нужно ли его ужесточать?

— У нас не мягкое наказание. Например, статья за изнасилование несовершеннолетнего предусматривает пожизненное заключение. И, конечно, в тюрьмах есть такие преступники, которые отбывают пожизненный срок за такие жестокие преступления. Куда ещё строже?

— Детский реаниматолог Петерис Клява считает, что за изнасилование детей нужно вернуть смертную казнь. Будут бояться — перестанут насиловать детей.

— Не страх движет педофилами. В тот момент, когда он это делает, он, к сожалению, не думает о статьях закона или о том, что его поймают. Он все свои сомнения уже пережил, возможно, напился и решился. И ничто его уже не остановит. Но я хотел бы затронуть и другой аспект. Я ни в коем случае не защищаю педофилов, но давайте задумаемся, откуда берутся такие люди в нашем обществе. Ответ прост: эти люди чаще всего сами были жертвами сексуального насилия в детстве.

— Считаете, это может их оправдывать?

— Нет, конечно. Но на это нельзя не обращать внимание. Трудно об этом говорить, поверьте. Иногда меня спрашивают: а если бы это коснулось ваших детей? Я понимаю, что если это касается тебя лично, невозможно сохранить здравый рассудок и выключить эмоции. Поэтому я понимаю Петериса Кляву. Зная, с чем сталкивается он в своей практике каждый день, я могу понять его чувства и высказывания без осуждения.

Кастрация — это слишком жестоко?

— Почему бы в Латвии не ввести химическую кастрацию и таким образом не решить массу проблем?

— Это ровным счётом ничего не решит! Люди перестанут совершать преступление, если в Латвии появится кастрация?

— Возможно, да. Почему бы не попробовать?

— Потому что человек, который подвергся такой процедуре, может стать агрессивным и неуправляемым. И потом, как часто в той же Дании применяется химическая кастрация? Да просто единичные случаи! Причём в Дании химическая кастрация назначается решением врачебного консилиума.

— Почему мы просто заранее отрицаем этот вариант? Пусть тоже будут единичные случаи, как в Дании. Но они хотя бы будут.

— Можно это ввести, не спорю. Но кастрация — это не магическое средство, которое вдруг разом решит все наши проблемы. Все почему-то голосуют за кастрацию, но мало кто понимает, что эффект от кастрации минимальный. Это процесс возвратный. Как только человек перестаёт пить таблетки, всё возвращается и продолжается. При этом кастрацию во многих странах выбирают сами же осуждённые, чтобы можно было бороться со своими сексуальными фантазиями в тот период, когда они посещают психотерапевта и работают над собой.

Похожие публикации