Рижанин Алексей Широв в конце 1980-х годов пробился в мировую шахматную элиту — в 16 лет стал чемпионом мира среди кадетов и получил право играть в первой лиге чемпионата СССР. Гроссмейстер Широв почти выиграл Кубок мира в 2007-м, победил на Кубке Софии в 2009-м и выиграл супертурнир в Шанхае в 2010 году.

С 1996 года до недавнего времени выступал за Испанию, гражданином которой стал ради своей первой жены-аргентинки. В матче претендентов в 1998 году победил сильного мастера Владимира Крамника. И именно Широв был главным претендентом на мировую корону, должен был играть с Каспаровым, но матч тогда не состоялся, как говорят, из-за финансовых проблем спонсора того поединка…

С 2012 года Алексей вернулся в Ригу с новой женой и стал представлять Латвию на международных соревнованиях: ФИДЕ официально утвердила этот переход гроссмейстера. Входит в топ-50 сильнейших шахматистов мира; его рейтинг по классическим шахматам составляет 2703 пункта.

Алексею Широву 41 год, у него за плечами несколько браков и четверо детей.

После 15 лет выступлений за Испанию рижский шахматист Алексей Широв вернулся на родину и успешно выступает под флагом Латвии. Правда, латвийское гражданство брать не торопится.

Четверть века назад легендарный шахматист Михаил Таль сказал о нём: «Этот мальчик уже сейчас считает лучше меня». Тогда Алексею Широву было 16 лет.

Сегодня в гостях у «Субботы» — один из самых талантливых, непредсказуемых, противоречивых и ярких шахматистов современности, любимец болельщиков гроссмейстер экстра-класса Алексей Широв.

А говорили мы не столько о шахматах, сколько о жизни.

«Жизнь просчитать невозможно!»

— Вы знаменитый гроссмейстер. Какую партию считаете лучшей в своей карьере?

— В 1998 году я выиграл претендентский матч и даже поборолся за победу на супертурнире в Линаресе, в котором участвовали чуть ли не все ведущие гроссмейстеры мира. Я занял второе место. Важно, что сыграл две партии с болгарином Веселином Топаловым: в первой провёл яркую атаку, а во второй изобразил этюдный победный ход, который считаю одним из лучших в своей жизни.

— Алексей, а каким было ваше рижское детство?

— Самым обычным. Жил с родителями на Югле, двор нашего дома на улице Тирзас по весне утопал в сирене и жасмине, рядом — лес и озеро. Считаю, что с местом, где я вырос, мне очень и очень повезло. А вот школу свою категорически невзлюбил, поэтому перешёл сначала в другую, потом в третью. Наверное, потому, что главным уже тогда были шахматы: я мальчиком участвовал в соревнованиях «Белая ладья» на всесоюзном уровне.

— Кто вас усадил за шахматную доску?

— Мой отец в детстве ходил в студию шахмат в Рижский Дворец пионеров — туда же, куда и Михаил Таль. Поэтому в семье играли все. Папа и старший брат Максим любили затеять партию-другую-третью. Я канючил у отца буквально каждый вечер: ну давай сразимся!

И, видимо, в какой-то момент я так надоел взрослым со своими просьбами и нытьём, что меня записали в шахматный кружок при заводе ВЭФ. Это счастье, что я попал к очень талантливому детскому тренеру Вии Рожлапе и уже семилетним ребёнком участвовал в турнирах. А в девять лет уже имел первый разряд.

— Вы хорошо учились в школе?

— Нормально. К поэзии, помню, относился с прохладцей. Если честно, то зубрить стихи наизусть было для меня наказанием. Повзрослев, перечитал всю классику, даже сам пробовал писать стихи. Я дышал шахматами, стал абсолютным фанатиком. Хотя в университет поступил.

— Ну, Бобби Фишер, если не ошибаюсь, не доучился в школе, а уж о колледже и вовсе не задумывался…

— В принципе, в шахматах важны как интуиция, так и абстрактное мышление. И как раз гуманитарные науки хорошо всё это развивают. Мне помогла именно интуиция. Хотя самое главное — умение сконцентрироваться, а ещё запомнить невероятно большое количество информации. Признаюсь: в детстве мне не хотелось замыкаться на своём увлечении, однако оно стало для меня всем. В 16 лет стал чемпионом мира, это было перстом судьбы, которая указала путь.

Не поверите, но в детстве моими самыми любимыми книгами были… сборники партий других шахматистов. Советская серия «Лучшие шахматисты мира» была замусолена мной до дыр. Штудировал книги лучших партий Кереса, Лилиенталя, Карпова, Таля, Ботвинника, Чигорина и Штейна.

— Наверное, свою жизнь, вы, как во время шахматной партии, видите на 20 ходов вперёд?

— В жизни не бывает всё по правилам, скорее наоборот. Просчитывать ходы можно только на чёрно-белой доске. И то не всегда.

— Скажите, если бы не шахматы — какой профессии посвятили бы себя?

— Без понятия. И вообще не уверен, что в других сферах я был бы столь же успешен. В 1993 году мне пришлось уйти со второго курса Латвийского университета (я учился на инязе), чтобы не отказываться от приглашений на турниры — в противном случае, наверное, попытался бы пойти по соответствующему профилю.

— Расскажите о своих родителях; откуда берёт начало род латвийского гроссмейстера Алексея Широва?

— Из России. Папа родился на Алтае, мальчиком попал в Латвию, окончил Рижский технический университет и долгие годы работал ведущим инженером одного из предприятий электронной промышленности. Мама — из Комсомольска-на-Амуре (кстати, моя жена тоже с Дальнего Востока — из Хабаровска). Мой дед, которого я, к сожалению, лично не знал, был дружен с писателем Николаем Задорновым, отцом Михаила Задорнова.

«Спасибо маэстро!»

— Вас называют учеником и наследником школы игры Михаила Таля…

— Когда в 1979 году к Талю вернулось второе дыхание и он одержал две яркие победы на крупных международных турнирах, мне было семь лет. Кто ещё мог стать кумиром для пацана с Юглы, грезившего шахматами? Конечно, только он!

— С чего начиналось ваше знакомство с Талем?

— Это случилось в 1983 году, мне тогда было 11 лет. Тогда Александр Нафтальевич Кобленц организовал для меня тренировочный матч с известным латвийским мастером Валерием Журавлёвым. Мне удалось выиграть первую партию красивой атакой, которую потом показали Михаилу Талю. Гроссмейстер пригласил меня на встречу — к себе домой! Меня тогда смутило то, что он обратился ко мне, зелёному юнцу, на «вы». В советское время это звучало немного странно.

— Чай пили?

— Михаил Таль играл со мной в шахматы — вернее, опровергал все мои планы на партию, шаг за шагом доказывал, что они ну никуда не годятся! А через несколько недель мы снова встретились — он играл со школьниками сразу на 30 досках. Таль, конечно, блестяще развил атаку и обыграл меня. Вот так началось наше знакомство.

В 1987 году, когда Таль готовился в Юрмале к межзональному турниру, меня пригласили к нему на сборы. Он внимательно смотрел партии других шахматистов, что для меня было в новинку. В докомпьютерные времена шахматисты готовили свои варианты и не заостряли внимание на тех партиях, которые не подходили к их репертуару. Таля же волновало всё, что стало для меня примером и полезным опытом. Это теперь Интернет покажет вам что угодно, любую партию…

Совпало так, что мы оба играли на последнем чемпионате СССР, который закончился тогда, когда страна уже перестала существовать (последнюю официальную партию Таль сыграл тяжело больным — 5 мая 1992 года на турнире в Барселоне).

— Это правда, что в день рождения Михаила Таля вам удалось отличиться — красиво выиграть партию у одного из соперников прямо на глазах у маэстро?

— Да, Таль стоял у доски и смотрел. Я посвятил эту победу ему, о чём громко заявил и чем его растрогал… А вскоре Михаила Таля не стало.

Русско-латышский испанец

— Как вы оцениваете рижскую шахматную школу сегодня?

— Уровень шахматной школы стал, может быть, немного ниже, чем в годы моей юности. Почему? Тренеры, которые продолжают работать, уже не столь молоды и энергичны. А достойной смены пока нет. Вернее, молодых педагогов мало. Но, думаю, всё скоро наладится. В принципе, уровень подготовки детей хороший в Риге и ещё, может быть, в Даугавпилсе. Надо бы найти возможность, чтобы шахматы преподавались детям во всех школах, а особенно в провинции. Насколько я знаю, гроссмейстер Дана Рейзниеце всеми силами старается продвигать идею шахмат в Латвии, но ей одной тяжело с этим справиться.

И потом… шахматы в какой-то степени — это модель жизни, индикатор ситуации в конкретной стране.

— Вот вы и поддержите Латвию своими опытом, именем, знаниями. У вас почему-то испанское гражданство, даже обидно как-то…

— Если я ещё буду выступать, то, конечно, за Латвию. Возможно, я даже поменяю испанское гражданство на латвийское. Пока этот вопрос не решён до конца. Мне важно, чтобы в паспорте мои имя-фамилия были написаны в правильной транскрипции: Aleksej SSirov, принципиально.

В начале 1990 года я был первым спортсменом, который согласился выступать под флагом Латвии. Гражданства мне, правда, тогда никто не предлагал, несмотря на имеющиеся заслуги перед латвийским спортом. Потом я женился на испанке и стал гражданином Испании, что в те годы давало возможность без проблем перемещаться по Европе… Не хотелось бы раздувать эту тему, потому что как только я начинаю об этом говорить, все видят в этом какой-то политический аспект. А политики было мало, можно даже сказать, что испанцы просто меня тогда уговорили. Когда я фактически вернулся в Ригу, не хотел ничего менять — ни шахматную федерацию, ни гражданство. Потом появилась ностальгия по родным местам, и я решил, что Испании я долг уже отдал, пора что-то сделать для Латвии. Одним словом, в 2012 году принял решение перейти в Латвийскую шахматную федерацию.

— Вы латвийский гроссмейстер, но с испанским паспортом.

— Пока так. По всем нормам ЕС я могу жить с испанскими документами в Латвии. Поймите верно, я не против латвийского гражданства, но сильных причин для того, чтобы сейчас начинать процесс смены гражданства, нет. В какой-то момент это, наверное, должно произойти. Я только открыто заявляю, что в латвийских документах я не буду Aleksejs SSirovs, я буду Алексей Широв. Если этот вопрос можно будет решить безболезненно, в какой-то момент смена моего гражданского статуса состоится.

Когда я пришёл в Латвийскую федерацию, понял, что нашим шахматистам очень не хватает контактов с коллегами из других стран. Латвийские мастера долгие годы фактически были предоставлены сами себе, варились в собственном соку. Изредка, конечно, выезжали в другие страны на турниры, но это скорее были единичные случаи. Хочу дать возможность латвийскому шахматному обществу заново познакомиться с гроссмейстерами из других стран. В марте организовал турнир на Кубок Латвийских железных дорог по рапиду (быстрым шахматам) — приехали лучшие! У меня сложилось впечатление, что многие наши молодые шахматисты обладают достаточными способностями, но при этом не знают, не чувствуют, куда им идти со своим багажом дальше. Хочется им в этом помочь. Может, для этого я и вернулся домой?

— Хорошо ли вам жилось в Испании?

— Испанцы замечательный народ, они очень открытые, честные и порядочные, всегда готовы прийти на помощь. Я неплохо владею испанским языком, среди моих друзей много каталонцев. Кстати, Латвия сначала хотела поддержать Каталонию в борьбе за независимость. Странно, что теперь наша страна против изменения статуса Крыма… Впрочем, это уже опять политика — не хочу говорить об этом.

И всё-таки Латвия меня притянула к себе. Есть желание добиться того, чтобы в Латвии шахматы стали более массовыми. Многие любители играют в Интернете: сидишь себе за компьютером, твой соперник в Америке. Это и хорошо, и плохо. Прекрасно, когда людям, чтобы поиграть в шахматы, надо собираться вместе. Хотелось бы видеть, как шахматы объединяют людей не только виртуально, но и в реальном мире.

Самое главное — за доской все равны: богач и бедняк, житель далёких островов в океане и удачливый бизнесмен из Нью-Йорка. Ты можешь быть олигархом и бац — проиграть полубомжу. В этом прелесть и главное достоинство нашей игры: когда мы собираемся на турнире, все равны. За доской действуют единые правила, по ним надо играть, и всё — никакие иные факторы не действуют, конём на четыре клетки вместо трёх не пойдёшь.

Как писал ещё Омар Хайям:

Мир я сравнил бы с шахматной доской —

То день, то ночь. А пешки? Мы с тобой.

Людмила ВЕВЕРЕ.

Похожие публикации