Актриса Валентина Теличкина рассказала, зачем нужны женщины и почему им нельзя во власть. Одна из самых женственных актрис русского кино старшему поколению больше всего запомнилась по фильмам Сергея Герасимова «Журналистка», Никиты Михалкова «Пять вечеров» и Глеба Панфилова «Васса», а молодым — по образу матери Белого в культовом сериале «Бригада».

В Ригу Валентина Ивановна приехала на съёмки российской новогодней комедии «Тётушки». Сюжет прост: три тётушки (Екатерина Васильева, Валентина Теличкина, Йола Санько) падают как снег на голову пожилого художника (Альберт Филозов) и круто меняют его жизнь к лучшему. «Суббота» встретилась с актрисой и побеседовала о женском счастье.

«Жить в деревне — не приговор!»

Валентина родилась в многодетной крестьянской семье. Её отец в 20-е был раскулачен, а позже арестован с конфискацией имущества. Матери пришлось развестись, чтобы спасти детей. Валентина родилась, когда отец был освобождён и семья воссоединилась. Родителям к тому времени было под пятьдесят…

— Мы жили очень просто и вместе с тем ладно. Папа был умным и глубоко православным человеком — он никогда не ругал так несправедливо обошедшуюся с ним власть. Мама, простая женщина, даже боялась, когда всё шло очень хорошо, говорила: «Господи, что-то мне больно хорошо, наверное, Господь меня забыл».

Самыми большими праздниками в нашей семье были церковные — Пасха, Рождество с колядками; к ним особо готовились, предвкушали. Удивительно, но в советское время на наше село Красное атеизм не распространялся. Помню, как-то из города прислали новенькую пионервожатую, которая начала крестики снимать, так учителя её быстро приструнили. Ведь родители не пускали детей без крестика в школу. Я ходила в храм каждое воскресенье. Не то чтобы очень хотелось, но без этого меня не пускали ни на танцы, ни в клуб…

— Удивительно, какая у вас бурная жизнь в селе была!

— Это сейчас сёла в полном запустении, а жить в деревне — почти приговор. Тогда же культурная жизнь кипела. К нам в село на 500 домов и театры со спектаклями приезжали, и кино возили, и даже китайский цирк бывал раз в три года. А ещё у нас была колоссальная самодеятельность — брали первые места по всей Горьковской области, и я в ней с детства участвовала.

«Сбросить лягушачью кожу»

— Каким был тогда ваш идеал женщины?

— Это была наш сельский врач, которая лечила… за километр. Как только она появлялась на горизонте, больные сразу выздоравливали — вот такая энергетика! Радостная, лучистая, она ко всем имела подход: одного пожалеет, другого уболтает, третьего крепким словцом приложит… Причём в аптечке у неё было всего-то два препарата: пурген и аспирин. С их помощью она поддерживала здоровье всей деревни: и роды принимала, и массаж делала, и уколы. Вот такой идеал из жизни.

Что касается литературного идеала, то до глубокого понимания Гоголя и Чехова я доросла гораздо позже. А в то время больше всего любила сказки. Я долго жила в мире фантазий, воображая себя то Золушкой, которая ищет встречи с прекрасным принцем, то Царевной-Лягушкой, готовой в любой момент сбросить лягушачью шкуру и поразить всех красотой. Я верила в светлое завтра и мечтала о нём, даже когда оно уже давно настало. Гораздо позже я научилась жить и радоваться дню сегодняшнему.

— Ваша судьба и вправду напоминает сказку о Золушке — простая деревенская девчушка покоряет Москву. Как вы решились?

— Запросто! Тогда везде была одна школьная программа — в деревне нас, как выяснилось, даже сильнее муштровали. Последние два года я училась в городе Арзамасе — каждый день ходила пешком пять километров туда и пять обратно, чтобы получить городской аттестат. А потом — в Москву.

Папа был категорически против того, чтобы я стала актрисой. Он видел меня врачом или учительницей. Мама, хоть ей и нравилось, когда мне аплодируют на сцене, перечить ему не решалась. Позже выяснилось, что папу сильно накрутил режиссёр из Арзамасского театра, который хотел, чтобы я играла у них, но когда узнал о моём решении поступать во ВГИК, стал пугать папу, что в Москве чистота не ценится, мол, придётся твоей Валентине пройти огни и воды. Это потом папа признал, что в любой профессии и любом городе можно сохранить человеческое лицо, а можно «попасть в вертеп».

Когда папа впервые увидел меня в кино, ему очень не понравилась моя роль в картине Сергея Герасимова «Журналистка». Он сказал: «Ты здесь была первой девчонкой, а в этом кино тебя как будто пыльным мешком из-за угла тюкнули». Правда, когда вышел фильм «Осенние свадьбы», он смилостивился: «Такие роли играть можешь».

«В городе ты всегда одинок»

— Вам самой легко далось переключение из сельской в городскую?

— А я и не была такой уж сугубо сельской. Я всегда жила в своём мире грёз, и этот свой мир привезла в Москву. Хотя, конечно, работу над собой провела колоссальную. В институте я поняла, что есть огромный мир, совершенно мною не охваченный: живопись, музыка, театр… Я везде ходила и всё обсуждала со своей подругой.

Как сейчас понимаю, это идеальный вариант воспитания человека: до 14 лет жить в деревне, а потом — в городе. Деревня формирует в тебе навыки считаться с соседями, традициями, условностями. Там каждый на виду, всё про тебя известно. Эгоизм в деревне в принципе невозможен. Но когда пора проявляться личности — надо уходить в город. Там, если не считаются с твоими особенностями, то хотя бы не трогают тебя. В огромном городе ты всегда одинок, никому до тебя нет дела.

— Вашей деревенской доверчивостью не пользовались?

— И сейчас пользуются. Я не могу сразу с недоверием подходить к человеку, хотя развал Союза сильно отрезвил. Ведь при советской власти мы все были как будто около мамкиной груди — худо-бедно, но всегда с молочком. А не стало Союза — все остались предоставлены сами себе: сам ищи работу, сам плати чудовищные коммунальные платежи, сам выживай как умеешь.

Раньше я любила гулять в сумерки, когда меня никто не узнаёт: подумать, расслабиться… Теперь лишена такой возможности: страшно. Газеты всё время пишут про маньяков и распаляют больное сознание неуравновешенных людей, провоцируют. А что творится в кино? Ощущение такое, что народ специально травят чудовищными сериалами и дурацкими боевиками — делают из людей быдло.

«Красные дорожки мне противны»

— В последнее время артисты совершенно незащищены. О тебе могут что угодно насочинять, перессорить тебя с коллегами, вырвать твои слова из контекста… Предпочитаю вообще не давать интервью.

— Но считается, что это часть профессии?

— Мне совершенно чужда эта суета. Не было в моей жизни и не будет звёздных одежд, манерного поведения, престижных знакомств, красных дорожек — это противно моей сути. Я ещё понимаю, что можно прийти на премьеру фильма, в котором снялась. Хотя из своих семидесяти картин я, дай бог, на 15 премьерах была.

Я даже сочувствую людям на красных дорожках: бедные, они таскались по ателье, искали платье, им неудобно в этих туфлях, а ещё надо на пошлые и примитивные вопросы отвечать, соответствовать статусу. Какое же это несчастье, так зазря растрачивать свою улыбку, свои часы, дни! Почему-то у меня всё время есть работа, хоть я и не хожу по красным дорожкам.

— Как вам дался возрастной переход в кино — из героинь в мамы?

— Очень органично. Я уже и бабушкой успела пару раз «поработать». Хотя возрастные роли пришли ко мне в довольно зрелом возрасте. Обычно ведь, определяя возраст актрисы, отталкиваются от возраста её детей, а я родила сына в 35 лет. Помню, мне Мордюкова говорила: «Какая ты хитрая, Теличкина, родила в 35, а все думают, что ей ещё 20». Так что мне в кино подбирают довольно молодых «детей». Да и нет у меня комплексов возраста — главное, чтобы роль была интересной и не позорной!

В принципе, до последнего момента ты не знаешь, какая получится картина, но я ни в коем случае не согласилась бы на роль, которая несёт за собой соблазн, растление, в любой, даже самой привлекательной форме. Не стала бы кривляться и делать какие-то предосудительные вещи…

— Какие это?

— При подписании договора я всегда указываю: «Не буду обнажаться, ругаться матом и богохульничать». Это три моих непременных условия.

— Даже если об этом попросит во имя образа режиссёр мечты?

— Да. Кино в последнее время перестало быть для меня предметом мечтаний. Наоборот, это такое счастье — жить нормальной жизнью, пойти с родными в консерваторию, на выставку, в музей, просто посидеть дома и пообщаться. Ничего лучше нет! Даже если ты просто чувствуешь себя хорошо — это уже счастье.

Похожие публикации