По приглашению международного медиа-клуба Format A3 в минувшие выходные дни в Ригу приезжала семья выдающихся кинематографистов — режиссер Светлана Дружинина и оператор Анатолий Мукасей.
Невзирая на неприветливую дождливую погоду Светлана Сергеевна и Анатолий Михайлович с каким-то небывалым энтузиазмом с раннего утра и до позднего вечера желали гулять по узким улочкам Риги, с удовольствием провели запланированную встречу с журналистами, артистами и историками и незапланированно побывали на «Новой волне», на которую получили приглашение от случайно встреченного в Старом городе продюсера Иосифа Пригожина.
«Дождь — это очень хорошая примета для начала любого дела и работы! Небо вас как бы омывает, очищает. Это прекрасно!» — радостно воскликнула Светлана Сергеевна, когда внезапно начавшийся ливень бесцеремонно вторгся в нашу беседу и заставил бегством эвакуироваться из открытого кафе за столики под навесом.
И по ходу интервью более не обращала ни малейшего внимания на глухие раскаты и наглые капли, что умудрялись-таки до нас добираться.
Про волейбол, любовь и сосиски
— Светлана Сергеевна, какие чувства вызывает у вас наша Рига?
— Мне хотелось бы приезжать к вам гораздо чаще! Ведь мы с Анатолием Михайловичем здесь провели такое счастливое и плодотворное время. Время, которое связано с молодостью и любовью. А все, что связано с любовью, всегда сопряжено с цветовой, звуковой и ароматической памятью.
Будучи студентами, мы приезжали в Ригу играть в волейбол со студентами какого-то вашего творческого вуза. Я была капитаном женской сборной, Анатолий Михайлович — мужской.
Мы были невероятно влюблены друг в друга и еще не женаты. Путешествовали в общем вагоне, жили в общежитии. А днями и ночами в обнимку гуляли по Риге и с удовольствием уплетали купленные прямо на улице горячие сосиски, чего в Москве тогда в помине не было. И, конечно же, с собой у нас всегда была припрятанная бутылочка пива или вина. Это было что-то потрясающее!
Кроме того, Ригу мы любили, потому что у нас были однокурсники-рижане, в том числе кинооператор Звирбулис. А я также училась на одном курсе хореографического училища с Марисом Лиепой.
Так что Рига для меня всегда была абсолютно родной. Затем, когда уже родились наши дети, мы ежегодно приезжали на творческие семинары в Юрмалу в большой и роскошный Дом творчества для композиторов и кинематографистов.
— А какие перемены вам прежде всего бросились в глаза?
— Меня, как всегда, порадовала чистота.
А главное — здесь, в Риге, так же как в Стамбуле или городах Франции, я везде вижу и слышу запах времени и национальной принадлежности. Это невероятно дорого, ценно и интересно.
А Москва после дефолта 1998 года, к сожалению, потеряла все свои национальные очертания. Наверное, судьба у нее такая: сначала быть сожженной пожаром, а затем — ярким блеском денег.
А при чем тут Пушкин?!
— Сказываются ли на вашем нынешнем отношении к нашей стране события, связанные с отрицанием здесь всего, что связано с русской историей? Единственный памятник Пушкину у нас удалось установить с жутким скрипом, а речи о памятнике Петру Великому сегодня и вовсе быть не может…
— Все это очень печально и горько. Нельзя выбрасывать из истории факты. Нельзя сознательно рубить по живому. Ведь все скажется на детях, внуках и последующих поколениях.
Все, что пережито страной, — это судьба как всего государства в целом, так и каждого ее жителя в отдельности. Судьба, которую вы сами творили. Отказываясь от нее, вы судьбу обижаете, и она в ответ может наказать.
Не случайно в одной из молитв есть такие слова: «Прости мне, Господь, грехи явные и тайные, ведомые и неведомые». А тут грехи ведомые и явные.
Надо заметить, что раньше, когда мы приезжали в Ригу, у вас было намного больше народу и машин на улицах, больше подтянутой спортивной молодежи, деловых и веселых людей.
А сегодня я в одиннадцать утра проехала по Риге — город практически пустой. И это лишний раз говорит о том, что совершенные проступки начинают возвращаться стране бумерангом.
А чем Латвии помешал Пушкин? Поэзия — это вечная всемирная сфера деятельности, и никогда против Латвии он ничего худого не имел. Напротив, в каком-то смысле Пушкин даже был космополитом и зачастую ругал Россию за ее небрежности, случайности, неуклюжесть. Другое дело, что ругал он любя и болея.
Мое пожелание: сохраняйте добрые отношения, потому что только на взаимопонимании возможно созидание. Если в стране начинается конкуренция в плохом смысле этого слова, все со временем разрушается. Даже при наличии внешнего лоска.
Это мои личные философские измышления. Они продиктованы опытом жизни, и я сама стараюсь так жить. А насколько это получается, время покажет.
— Вы считаете, что невозможно быть счастливым в стране, которую не любишь и власть которой постоянно ругаешь?
— Конечно, невозможно! Это равносильно тому, что ругать самого себя. Каждый народ достоин своего правительства. Если что-то не нравится — значит, говорите об этом вслух.
Почему лондонские домохозяйки выходят на улицы с протестами, стуча поварешками по кастрюлям? Почему у нас никто этого не делает? Почему мы молчим? Почему сидим по закуткам и кухням? На кухне не делается судьба государства — на кухне решаются кухонные вопросы.
Выходите, протестуйте, говорите — каждый на своем родном языке. Я, например, говорю на языке кино. И даже в самые тяжелые годы пыталась говорить на нем честно. И та же моя «Дульсинея Тобосская» по этой причине полтора года пролежала на полке.
— А какие к этому фильму могли быть претензии?!
— Идеологические, конечно. Володин ведь всегда писал эзоповым языком.
«Дульсинея» прошла цензуру «Мосфильма» и Госкино, но не прошла «дачу». Я имею в виду дачу членов правительства, на которых жены чиновников неофициально любили смотреть все самые свежие фильмы.
Посмотрев «Дульсинею», они возмутились не только по поводу некоторых монологов Володина, но и по поводу того, что главная героиня у нас толстая. Мол, почему ее играет Гундарева? Вот Алиса Фрейндлих в этой роли у Владимирова — это понятно!
Дикие были претензии. Я говорю: прочитайте четкое описание Дульсинеи. Она была большая баба, пасла овец и кричала зычным голосом. А в переводе ее имя происходит от корня «сладкая».
В итоге картина пролежала два сезона. Я вообще не люблю об этом говорить и хвастаться, как Эльдар Рязанов любит делать.
Как Ельцин впустил «Дворцовые перевороты» в Кремль
— Почти двадцать лет вы снимаете кино на тему истории Российского государства. А имеет ли право кинематограф восстанавливать белые пятна в истории?
— Давайте сначала разберемся, что такое историческое кино. Это моя режиссерская точка зрения и мое ощущение того или иного периода истории. А я человек — и стало быть, пристрастна.
Автор замечательного многотомника по истории государства Российского с самых древнейших времен Соловьев в предисловиях к своим книгам всегда писал: «Я не отвечаю за белые пятна, подтертые государями. Потому что каждый хотел выглядеть в лице потомков лучше, чем он есть на самом деле».
А кинематографистам, живописцам и литераторам, конечно, прежде всего интересны те моменты истории, где точки над «i» закодированы, запрятаны.
Я стала снимать «Дворцовые перевороты» с периода, когда умер Петр Великий. Потому что это время перекликается с нашим смутным перестроечным временем. Ведь вся история развивается по спирали.
Единственная величина, которая никогда не менялась со времен создания мира, — это человек со своими страстями. Меняются язык и одежда, а причинно-следственные связи остаются запрятанными в самом человеке.
Новые вопросы, ответы и персонажи как снежный ком возникают у меня по окончании работы над каждым фильмом, и возникает невольное желание продолжать развивать эту тему дальше.
Тем более что все эти дорогостоящие картины я делаю за совсем маленькие деньги и всегда рядом появляются новые и новые люди, которые бескорыстно начинают нам помогать.
— Если помощь приходит сама собой — это лишний раз подтверждает то, что вы делаете благое дело…
— Когда меня спрашивают: «Вы будете дальше снимать «Дворцовые перевороты»?» — я всегда отвечаю: «Если Господь пошлет деньги». Но иногда Господь не посылает денег, потому что они развращают, а посылает возможности. Порой сумасшедшие, из разряда «так не бывает»!
Так по воле Божьей мы снимали в Кремле сцены с главными событиями на тех самых точках, на которых в действительности они происходили.
Просто однажды в канун праздника 8 Марта в числе двадцати женщин, приглашенных на торжественный прием в Кремль, самым невероятным образом я оказалась напротив Бориса Николаевича Ельцина, который спросил меня, что я в настоящий момент делаю. И я рассказала ему, что в советское время мне было снимать гораздо легче, чем при его нынешней демократической структуре.
Он спросил меня: «Почему?» Я спокойно ответила: «Потому что если раньше мне спокойно позволяли снимать «Гардемаринов» в Нижнем дворце Кремля, то сейчас каждый час съемки на этой территории стоит 600 долларов».
И что вы думаете? Как Золотая рыбка из той сказки, он спросил меня: «А что тебе надобно?»
В итоге мы снимали и в Грановитой палате, и по Соборной площади у нас прошли Петр Второй и Преображенский полк, который состоял из тех гвардейцев, что стояли на страже Вечного огня у Кремля.
Боюсь вам показаться излишне набожной, но подобные события заставляют меня верить в то, что некие связи между верхом и низом действительно существуют. И если вы внизу идете правильно, то обязательно будут возникать ситуации, которые подтвердят правильность ваших действий и подскажут, что нужно делать дальше.
— А как вы сами объясняете феноменальный успех «Гардемаринов»?
— Не знаю. Так случилось.
Помню, как мы сорвались со съемок последнего фильма на премьеру «Виват, гардемарины!» в кинотеатр «Россия», что нынче «Пушкинский». Меня попросили тогда хотя бы несколько секунд постоять перед зрителями.
Дали нам автобус, артисты погрузились в него прямо в костюмах, и поехали от «Мосфильма» малыми бульварами к кинотеатру. И застряли в пробке — Пушкинская площадь была перекрыта, как будто на Красной площади шел парад.
Когда милиционеры сказали, что причиной тому премьера фильма «Виват, гардемарины!», мы ахнули. А когда мы с Михаилом Боярским под ручку шли через всю площадь и ликующую толпу, я в первый раз в жизни поняла, что сделала что-то такое серьезное…
— По сути, этим фильмом вы сделали гораздо больше, чем все государственные чины, которые только говорят о национальной идее и воспитании патриотизма у молодежи…
— Я об этом не думала. Идея этого фильма очень долго и трудно пробивалась.
Не говоря о том, что после показа первых сцен — с церковью и миропомазанием — мне сказали: «Все вырезайте!» А потом я вдруг оказалась на съемке рядом с митрополитом Кашинским и Калининским, и он спокойно сказал мне: «Не спешите ничего резать. Исчезните на время. Скажите, что заболели».
Я удивилась: разве можно врать? Владыка ответил: «Это ложь во спасение. Сейчас идет 1000-летие крещения Руси, крестный ход идет по всей Руси, мы вас благословим».
Мне даже не пришлось врать — я сломала ногу и слегла. А за то время, пока болела, прошел крестный ход и все благополучно забыли о том, что просили вырезать.
— В песне гардемаринов есть строчка: «Судьба и Родина — едины». Насколько, на ваш взгляд, она применима к современному обществу?
— Это вечное понятие.
Как и очень многие, я против глобализации. И норвежская трагедия тому подтверждение.
А что касается России, то помните у Гумилева? «Отчего мы все такие? Нас много. Земли много. Удаль! В этой удали и теряемся»…
Ивар Калныньш: «Светлана замечательный режиссёр!»
Ивар Калныньш искренне переживал, что не смог прийти на встречу со Светланой Дружининой (в это время его не было в Риге).
— Прошлым летом я впервые снялся у Светланы Дружининой в продолжении ее дворцовых историй, хотя мы знаем друг друга давно, — рассказал Ивар «Субботе». — Рабочее название фильма было «Два рыцаря, или Охота за принцессой». Прекрасная костюмная историческая картина! XVIII век, времена Анны Иоанновны, дворцовые интриги, перевороты… Очень много исторических лиц задействовано.
Светлана замечательный режиссер! Снимает крепкое кино, зритель любит смотреть ее истории.
Числовой прикол Следующая публикация:
Анатолий Мукасей: «Папа научил Чаплина пить водку…»
