Зачем Латвия тратит сотни миллионов евро на оборону?
Кто сегодня является врагом нашей страны и откуда ещё ждать угроз?
Станет ли Латвия прифронтовым государством?
Как победить в информационной войне?
Как будут набирать молодёжь в армию и Земессардзе?
Эти и другие вопросы «Суббота» задала министру обороны Латвии Раймонду Бергманису. Он возглавляет свой пост всего два месяца, однако связан с армией уже более 10 лет. «В политике я человек новый, но, может, это и к лучшему», — говорит он.
* * *
— Г-н министр, объясните простым людям, почему расходы на оборону сегодня являются более приоритетными планами, чем расходы на повышение пенсий, зарплат учителям и пр. Ведь все признают, что прямой военной угрозы для Латвии и Европы нет, так зачем надо укреплять вооружение?
— Потому что мир после 2014 года изменился, и это главный ответ на этот вопрос. Оккупация и аннексия Крыма, события на Украине изменили геополитическую обстановку в мире, и Латвия не может на это не реагировать. Мы не можем также не выполнять взятые на себя обязательства по увеличению расходов на оборону до двух процентов ВВП. Если пояснить людям совсем просто, то скажу так: если мы не будем думать о защите своего государства — его просто не будет. Мои родители тоже пенсионеры с маленькой пенсией по инвалидности, но они понимают, зачем мы тратим деньги на оборону. У Латвии есть своя непростая история, и мы должны делать выводы.
— На те деньги, которые тратятся на оборону, мы способны себя защитить?
— Одни мы и не будем защищаться, это будем делать вместе. Вступив в НАТО, Латвия полагается на помощь союзников по коллективной обороне. Мы не можем, например, самостоятельно развивать свои военно-воздушные силы так, как это делают другие страны. Это дорого, и наша экономика этого не позволит. Но мы обязаны при этом думать о внутренней обороне и наращивать собственные вооружённые силы. Военный — это непростая профессия. Ни у кого больше не прописано в трудовом договоре, что он в случае необходимости должен отдать жизнь за родину. Поверьте, это непросто. И это надо ценить.
— Численность военнослужащих к 2018 году должна быть увеличена с 5000 до 6000 человек. Также планируется до 8000 человек увеличить численность Земессардзе, а количество резервистов — до 3000 человек. Эксперты считают, что в Латвии сделать это будет нереально просто потому, что нет столько молодёжи призывного возраста, годных к службе.
— Отчасти эксперты правы. Я сам работал в системе рекрутирования и знаю, какая ситуация с молодыми кадрами. Однако сейчас наблюдается большой наплыв молодых патриотичных людей в систему Земессардзе. В этом году был самый большой конкурс на поступление в военную академию. Мы будем привлекать молодёжь для службы в армии интересными условиями, но самое главное — мы должны поднимать в обществе уровень патриотизма. Чтобы каждый житель страны понимал: его священный долг — защищать своё государство.
* * *
— Глава призывного центра Друвис Клейнс считает, что состояние здоровья молодёжи говорит о том, что к 2018 году в армию удастся набрать не более 2,5 тысячи человек. Он преувеличивает?
— Я верю ему. Мы же помним, как дети во время Праздника песни падали в обморок. Но не всё так плохо. Я сам лично видел, как молодые новобранцы Земессардзе летом этого года в учебном лагере показывали отличные результаты по физической подготовке. Так что не всё потеряно.
— Ваш предшественник Раймонд Вейонис говорил, что с 2016 года на военную службу будут привлекать студентов вузов, чтобы потом они выходили офицерами запаса. Есть такие планы?
— Мы рассматриваем такую идею, мне она нравится. Но есть и другие идеи. Например, привлекать для службы в Земессардзе студентов, которые учатся за счёт госбюджета.
— Это облегчённый вариант обязательной службы в армии?
— Скорей это понимание, что такое права и обязанности. Много студентов оканчивают вуз за счёт государства, а потом не могут найти работу. Получается, что государство вложило деньги, а отдачи от них нет. Здесь отдача будет. С министром здравоохранения мы обсуждали вариант, при котором из бюджета Минобороны мы могли бы оплачивать резидентуру для врача, но за это он пять лет должен отработать в системе обороны. Так, возможно, мы могли бы решить проблему нехватки военных врачей.
— Раньше в школах был предмет — общая военно-гражданская подготовка. Его не планируют вернуть?
— В школу, наверное, нет. Но у нас есть очень амбициозные планы, чтобы в каждой из 119 волостей были свои отряды Яунсардзе. Причём для родителей это будет бесплатная возможность занять ребёнка полезным делом, ведь воспитание яунсаргов подразумевает серьёзную физическую подготовку. Да и для детей заняться альпинизмом, спортивным ориентированием, пострелять из пневматики плюс занятия по истории — это интересно.
* * *
— Сейчас на повестке дня даже не вероятность реальных военных угроз, а гибридная война. В Европе признают, что не до конца понимают, как с ней бороться, так как это новый вид агрессии. Смысл тогда наращивать армию и вооружение?
— Да, гибридная война — это реальная опасность. Мы учимся с ней бороться, для этого осваиваем новые информационные технологии, участвуем в Центре стратегических коммуникаций, который недавно был открыт в Риге, укрепляем киберпространство.
— Вы считаете, в Латвии ведётся гибридная война?
— Конечно, она есть. Просто включите телевизор и посмотрите, что показывают по российским каналам. Что касается кибератак, то во время моего второго заседания в Кабинете министров веб-сайт правительства целый день находился под натиском хакеров. Сработала защита, которая была поставлена во время президентства Латвии в ЕС. Потом было решено её оставить. Экономические санкции — это тоже элемент гибридной войны.
— Как бороться с информационными войнами? У нас демократия, и мы не можем заткнуть людям уши и закрыть глаза.
— Не можем. Поэтому надо говорить с людьми, рассказывать, объяснять.
— Кто это будет делать?
— Всё общество, в том числе и министерство обороны. Начинать надо с молодого поколения. Например, в спорте и вооружённых силах нет противоречий по национальному признаку. Люди там отлично интегрированы.
— Вы заговорили о национальном вопросе. Намекаете, что в информационной войне жертвами чаще становится русскоязычное население?
— Нет, я об этом не говорил. Латыши тоже смотрят российские каналы и слушают новости из России. Я сам включаю российский канал с новостями, но, зная объективную ситуацию, вижу искажение действительности. А другой житель Латвии может быть легко дезинформирован. Рецепт прост: не надо думать о другой стране и верить всему, что вещают каналы с той стороны, если ты живёшь в Латвии. Нам всем вместе есть что делать у себя на родине.
— А «зелёные человечки» или «рослые туристы», как их называют в Литве? Их появление возможно в Латвии?
— Мы не можем это исключать, потому что это уже случилось с другими государствами. Президент России Путин позже признал, что эти человечки были военнослужащими Российской Федерации. Но один и тот же сценарий редко повторяется. Поэтому надо готовиться к другим угрозам.
* * *
— Близко летающие к границе российские самолёты — это тоже признаки гибридной войны?
— Если сравним, сколько они летали раньше и какие самолёты летали с тем, какие летают сейчас и как часто, становится понятно, что это тоже метод психологического воздействия. Раньше к границе не подлетал ни один стратегический бомбардировщик. Сейчас это происходит постоянно.
— Почему мы беспокоимся, если они не нарушают границ?
— Это демонстрация силы. Если у моей границы находится такое количество оружия, то я не должен реагировать? Любой человек забеспокоится, если его сосед начнёт показательно заносить в свой дом автоматы и пулемёты. Вы как минимум установите в своей квартире железную дверь. Мы видим, какие деньги Россия вкладывает в укрепление вооружения, — это заставляет задуматься.
— НАТО тоже вооружается и укрепляется. Это всегда был двусторонний процесс. Мы же помним гонку вооружений между СССР и США в прошлом веке.
— Ну вот СССР и распался в итоге. Даже если не брать геополитику, наша задача сегодня — укреплять собственные границы, оборонительные силы и силы быстрого реагирования.
— Размещение в Латвии в будущем году военной техники НАТО, а также сил быстрого реагирования при нарастании напряжённости не превратит страну в прифронтовую территорию?
— Мы не можем вести себя так, как будто ничего не происходит. Если на восточной границе происходит укрепление рубежей и стягивание новейшей боевой техники, мы не можем не обращать на это внимания. Не секрет, что самая боеспособная часть российской армии находится в Псковской дивизии.
— Почему Латвия закупает старую бронетехнику и устаревшее вооружение? Какой в этом смысл?
— Это неверная информация и, скорей всего, отголоски той информационной войны, о которой я уже говорил. Закупки вообще непростая процедура. Нельзя сходить в магазин и купить баллистическую ракету или танк. Сейчас мы закупаем первые бронетранспортёры, они на днях прибудут в Латвию в рамках большого проекта. Но мы не можем закупать самое новое оборудование, потому что это очень дорого. Министерство обороны в посткризисные годы было урезано в бюджете на 50 процентов и даже больше. Сейчас бюджет на оборону серьёзно увеличен. И всем кажется, что мы быстренько закупим всё необходимое для вооружения. Но это длительный процесс. Мало просто закупить бронетехнику, надо ещё качественно подготовить людей, которые её будут обслуживать и управлять ею.
— Далеко не все угрозы лежат в плоскости НАТО — Россия. Какие ещё угрозы вы видите?
— Нам, как и другим странам, нельзя исключать терроризм, эпидемиологические угрозы, «Исламское государство», энергетическую зависимость. То, что творит «Исламское государство», абсолютно неприемлемо — разрушаются исторические ценности под эгидой ЮНЕСКО. Перед Европой стоит очень серьёзная проблема расселения беженцев.
— Что касается нелегальных беженцев, Латвия будет строить ограничительный забор по примеру Эстонии?
— Вначале мы должны провести демаркацию восточной границы; это очень непростая работа, которая требует двустороннего сотрудничества Латвии и России. Сейчас рабочая группа будет думать, как должна выглядеть наша граница и что там должно быть — забор, или камера, или что-то ещё.

Похожие публикации