Народный артист России о своём юбилее, предстоящих гастролях в Риге, латвийских корнях и газете «Суббота»

8 июня в Рижском русском театре им. М. Чехова выступит Сергей Юрский с программой «Жест памяти». Зрителям повезёт: их ждёт встреча с одним из лучших чтецов современности. Каждое выступление мэтра — это уникальный спектакль со своей режиссурой, особой интонацией и творческими находками.
Накануне рижских гастролей «Суббота» побеседовала с Сергеем Юрским
* * *
— Сергей Юрьевич! С прошедшим юбилеем вас!
— Спасибо-спасибо… Слава богу, это событие миновало.
— Не жалуете вы юбилеи. В этом году на своё 80-летие вы даже из Москвы убежали. Почему?
— Значение юбилеев сегодня явно переоценивается. Нынче отмечают не только дни рождения людей, но и учреждений, предприятий, офисов, банков. Живут от даты к дате, поздравляют друг друга, хвалят без удержу… Всё это стало совершенно невозможным для меня. Вот я и убежал.

Жест памяти

— Ваш спектакль, который мы увидим в июне в Риге, называется «Жест памяти». А жест памяти — чему? Актёрам? Театру? Писателям?
— Актёры здесь ни при чём. Моё выступление — это жест памяти авторам, которых люблю. С которыми лично знаком. Или «знаком через одно рукопожатие», как говорил Натан Эйдельман. Моя программа — это жест памяти хорошим писателям, которые делают наш мир лучше.
— В одном из интервью вы сказали, что этот гастрольный год может стать последним. Что вы имели в виду?
— В этом году у меня запланировано всего несколько концертов: Тель-Авив, Петербург, Москва, Рига. Вот и всё. Дальше — посмотрим. Проверяю, насколько хватит духу. А потому не заключаю пока никаких договоров.
— Ваши чтения особенные. Вы каждый раз открываете автора заново — для себя и для зрителей. Как вы подбираете, что читать со сцены, а чего не читать?
— Представьте, что существует некий «ящик памяти», где лежат только любимые вещи. Туда засовывается рука, что-то захватывает, извлекает на свет… В этом «ящике» у меня накопилось так много замечательного! Но, конечно же, извлекать оттуда любимые вещи вслепую нельзя.
Моя программа всегда зависит от города, в котором я выступаю. Каждый зал, каждая публика требуют особого подхода.
— А какого подхода требует рижская публика?
— Вот уже три года подряд я приезжаю в ваш город с концертами, и мне не хотелось бы повторяться. Значит, нужно вытащить из «ящика» что-то особенное, то, что не было ранее предъявлено. Плюс к этому необходимо сделать поправку на лето — концерт должен быть летним, лёгким, не нагрузить зрителя большими по объёму и тяжести произведениями.

Долгие годы дружбы

— Для вас сегодняшняя Рига — это «чужая заграница» или всё-таки что-то домашнее, родное?
— Для меня, как для многих советских людей, Латвия всегда была заграницей. Особенно Рига — столичный, ганзейский, европейский город. В 50-е годы прошлого века именно здесь я учился различать страны, культуры и любить их без предательства.
Не надо предавать своё! Не надо лезть в родственники, не надо брататься! Нужно уметь увидеть и оценить другую страну, другой стиль жизни, архитектуры… В Риге есть что оценить — это очень оригинальный город.
— Ваше выступление пройдёт в Русском театре имени М. Чехова. Что связывает вас с этой сценой?
— Долгие годы дружбы. Когда-то им руководил Аркадий Кац, с которым мы вместе учились. Его жена Райна и актриса Марианна Сандере были моими партнёршами по сцене. Режиссёры Адольф Шапиро, Леонид Белявский — тоже мои товарищи.
Рижский театр русской драмы, как он тогда назывался, всегда играл очень заметную роль в театральной жизни Латвии. И не только Латвии. И я рад, что это продолжается по сей день.
— Вы с интересом относитесь к Новому Рижскому театру и творчеству Алвиса Херманиса. Каковы ваши впечатления? Пойдёте ли вы на спектакли этого театра в свой нынешний приезд?
— Обязательно пойду! Я уже видел на латышском языке два спектакля: «Обломов» и «Онегин. Комментарии». А в этот раз хочу посмотреть «12 стульев» Ильфа и Петрова.
Ваш Гундар Аболиньш в нём играет Кису. Восхищаюсь этим артистом, впрочем, как и другими его коллегами. Видел Гундара в «Обломове», мы встречались с ним после спектакля, разговаривали, он был у меня на концерте…
— Не планируете ли съездить в Латгалию, откуда родом ваша жена, актриса Наталья Тенякова? Её мама родилась под Дагдой…
— К сожалению, у меня в Риге будет всего два дня, чтобы осмотреться, посетить театр и приготовиться к концерту. Хотя Латгалию очень люблю. Мы с Наташей там не раз бывали — это совершенно другой мир. А как живописна дорога из Даугавпилса в Ригу! Жаль, не успею…
Последний раз я был в Латгалии, когда давал концерт в Даугавпилсском театре — невероятно красивом здании, пронизанном искусством. Представлял диск «Евгения Онегина», который я записал к 200-летию Пушкина.

«Римейки — занятие недостойное»

— Как складываются сегодня ваши отношения с кино? Поступают ли предложения? Соглашаетесь или отказываетесь?
— К кино я всегда относился очень избирательно, постоянно никогда не снимался. Если не было ничего достойного, спокойно ждал своей роли, оставаясь театральным актёром.
Последние важные для меня роли в кино были сыграны менее десяти лет назад. Мне очень дороги картина «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» Андрея Хржановского, где я сыграл отца Иосифа Бродского, и телевизионный фильм «Товарищ Сталин».
После такой высокой планки я не имею морального права соглашаться на всё подряд.
— Как вы чувствовали себя в роли Сталина?
— До этого я уже играл Сталина в театре (в спектакле «Ужин с товарищем Сталиным». — Прим. ред.). Для меня было важно не кричать за или против, не обсуждать моральные качества и бесспорные преступления, а сделать шаг в сторону — посмотреть со стороны или сверху.
Мы снимали фильм на той самой Ближней даче, где Сталин провёл последние месяцы жизни, в аутентичной обстановке, которая не изменилась с 1953 года. Не был передвинут даже стул! А если и был передвинут, то тут же был поставлен на место.
Что я чувствовал? Совершенно космическое одиночество этого человека… Я считаю, что сталинизм не равен Сталину. Он сам жертва сталинизма, который не с него начался и не на нём закончится.
— Как вы относитесь к фильмам-римейкам?
— Плохо. Взгляд назад — это всегда остановка в развитии и творчестве. Люди никуда не движутся, смотрят на былые успехи других и хотят пристроиться им в хвост. По-моему, это недостойное занятие.
— Почему современные фильмы не влияют на сознание людей так, как это было 20 или 30 лет назад?
— Нынешний кинематограф технологизировался, коммерциализировался. Фильм стал продуктом. Я иногда даже думаю: а для чего сниматься? Всё ушло в Интернет! Многие гордятся тем, что не ходят в кинотеатры, театры, не смотрят телевизор. Это считается хорошим тоном…

Корабль театра тонет

— Нынче повсюду засилье западной культуры — от стиля в одежде до американизмов в речи к месту и не к месту. Что вы об этом думаете?
— Можно сколько угодно сокрушаться по этому поводу. Но я не вижу другого предложения. Снять джинсы и надеть… что?
Да, американизмы в речи не всегда бывают к месту, но, опять-таки, что с этим делать? Хватать десятилетнего мальчика, к которому ты можешь проявить силу, и трясти его как грушу со словами: «Не смей так говорить!» Глупо! Значит, надо смириться.

Питер — Москва

— Речь, манеры — всё выдаёт в вас коренного ленинградского интеллигента. Но в своё время вас вынудили покинуть этот город и переехать в Москву. Как это случилось?
— Меня вызвали в КГБ и сообщили, что такого актёра — Сергей Юрский — больше не существует. Потому что он, по мнению властей, «дискредитировал высокое звание советского человека».
— Чем же дискредитировал это звание артист Юрский?
— Да много чем. Осудил подавление Пражской весны нашими войсками, открыто общался с опальным Солженицыным…
Поступил приказ сверху, и передо мной мгновенно закрылись двери на «Ленфильме», радио, телевидении. Мне пришлось уйти из БДТ и уехать из Питера в Москву.
— К чему за долгие жизни в Москве вы так и не привыкли?
— Наверное, ко всему привык, считаю себя москвичом. Хотя… Как можно привыкнуть к городу, который со страшной силой и скоростью меняется? Новая Москва через год уже совсем другая! А мы всё те же, в том же теле и в том же направлении мысли, насколько хватает состарившихся мозгов.
— «Я б Юрскому для пущего эффекта прибавил чувств, убавив интеллекта». Такую эпиграмму написал на вас Валентин Гафт. Вы с ним согласны?
— Я бы себе ещё интеллекта прибавил.
— Вас называют актёром-интеллектуалом, актёром для «умных зрителей»…
— Что я могу сказать? Этих «умных зрителей» мне хватило более чем на полвека работы в профессии. Так что процент «умного населения», видимо, очень велик.
Елена СМЕХОВА.

О себе

— Когда мне было 16 и отец меня с кем-то знакомил, он всегда говорил: вот, наследник всех моих долгов. Так себя и чувствую.
Я человек прошлого века. В нынешнем веке чувствую себя гостем. Живу без Интернета. Я потерянный человек, человек, отставший от всех поездов. Я многого боюсь. И внутри себя, и вовне. И в том, что я вижу и что предполагаю. Думаю, что движение по жизни — это движение поперёк страха, преодолевая страх.

О любимых ролях

— «Республика ШКИД», «Золотой телёнок», «Место встречи изменить нельзя», «Любовь и голуби» — четыре народных фильма, в которых я имел счастье принимать участие. Эти роли приняты зрителем, избраны ими и не забываются. Но для меня важны и «Маленькие трагедии» Швейцера, и первый фильм «Человек ниоткуда» — дорогие, серьёзные для меня работы…

О русской интеллигенции

— Русская интеллигенция на протяжении XX века проявляла себя по-разному. Одни рисковали, шли в лагеря, другие рисковать не решались, но все были абсолютно определённы в своих намерениях и взглядах.
Сейчас такое явление, как русская интеллигенция, закончилось. Частично она устала, частично продалась. Лучшие люди из интеллигенции либо спились, либо занялись другими делами, которые в круг интеллигентного существования не входят.

О деньгах

— Многие радуются и завидуют тем, кто выигрывает крупные суммы. Меня спрашивают: хотел бы я тоже? Нет! Не хотел бы. Я не смог бы справиться. Это то, что Фаина Раневская называла «затруднение от излишества возможностей».

Похожие публикации