l1031075

Ефим Шифрин: "Моя родина — русский язык!"

• 26.02.2015 • Калейдоскоп, ПерсонаКомментариев (0)2621

Артист пояснил, почему у него нет активной гражданской позиции по злободневным политическим вопросам. «И всё равно ведь не засну. Каждый раз так здесь сердце щемит — что не могу. Всё мне здесь душу теребит: и воздух, и запах мебели, и притихшая улица за окном. Здравствуй, Рига, любимая… Такая уже чужая, такая уже навсегда родная…» — написал на своей страничке в Facebook Ефим (Нахим) Шифрин накануне своего рижского концерта.

К Латвии у артиста отношение особое. Сюда его семья приехала после реабилитации отца, сосланного советской властью на Колыму. Здесь Ефим вырос и нашёл свой путь в жизни. Сюда он приезжал с многочисленными гастролями, уже став известным артистом.

Последний концерт Шифрина в Латвии случился после объявления об отъезде из Юрмалы российских фестивалей, участником которых Ефим был. С этой темы мы и начали наш разговор. И выяснили, что Шифрин смотрит на сложившуюся ситуацию… с оптимизмом.

Про Юрмалу: «Очень плохо долго не бывает!»

— Знаете, что у вас в Юрмале теперь будет? Примерно то же, что было в 1966 году, когда наша семья сюда приехала с Колымы. Никакой эстрады в зале «Дзинтари» тогда и в помине не было! Я это хорошо помню, потому что мой брат окончил тогда музыкальное училище имени Язепа Мединя и всюду таскал меня с собой на концерты.

Для учащихся музыкальных вузов зал «Дзинтари» был настоящим храмом культуры. Богатству концертной жизни мог позавидовать мегаполис! В Юрмале выступали оркестры крупнейших дирижёров века: Кондрашина, Рождественского, Мравинского. Я видел молодую Тамару Синявскую, юного Гидона Кремера, гениального пианиста Владимира Крайнева…

Эстрада была представлена лишь в качестве исключения и образцами высшей пробы — такими как Рижский эстрадный оркестр с молодыми Паулсом, Вилцане и Гринбергсом. Приезжал Махмуд Эсамбаев. А какая толпа собралась на площади Турайдас, когда прибыл Муслим Магомаев!

Единственное, что я углядел за морем голов неистовствующих женщин, которые буквально несли певца на руках, — это фрагмент ультрамодного бежевого вельветового костюма.

Отдыхавший в Юрмале Аркадий Райкин тоже активно посещал симфонические концерты в «Дзинтари». Не помню, был ли он в тот чёрный день, когда мы с братом пошли слушать 10-ю симфонию Шостаковича и дирижёр Константин Кондрашин объявил о смерти композитора, попросив зал воздержаться от аплодисментов.

Потом я учился и жил в Москве. К тому времени, как я сам стал артистом, мне подфартило с фестивалями в Латвии. Сначала это было «Море смеха» имени Аркадия Райкина, которое организовывал Марк Дубовский. Именно он стоял у истоков приобщения Риги и Юрмалы к юмору. Позже ему на смену пришла «Юрмалина», придуманная Михаилом Задорновым…

— Теперь юмор и российская эстрада снова покинули Латвию…

— Слышал, что здесь снова будут выступать симфонические оркестры, опера и балет… И ничего страшного! Прекрасно! Весь мир слушает симфоническую музыку. Почему-то у нас классикой интересуются сугубо меломаны и избранные.

— То-то и оно, что раньше юрмальская публика с удовольствием шла на оркестры и классику, а сейчас…

— Не стоит забывать, что тогда в Юрмале отдыхал не весь Союз, а публика, любившая запах хвои в дюнах и не сугубо пляжный отдых, — в большинстве своём интеллигенция из Питера и Москвы. Тут было три Дома творчества, в которые небожители от культуры отправлялись за вдохновением.

В Доме писателей я собственным глазами видел Рождественского, Чуковского… В Доме художника застал Николая Олимпиевича Гриценко (актёр Вахтанговского театра. — Прим. ред.) — до сих пор в памяти его голубая водолазка… Конечно, присутствие таких людей требовало и особой культурной программы.

В 90-е в Юрмалу стала приезжать уже иная российская публика. Для них этот город ассоциировался с новыми фестивалями. Во многом на них была завязана экономика города.

— Думаете, уход фестивалей трагичен для Юрмалы?

— Я не спешил бы с приговором. Ну не станет фестивалей — будут приспосабливаться к другому стимулированию курортников. Возможно, новая культурная программа приведёт другую публику. Хотя, конечно, юрмальским властям придётся повертеться…

Увы, как только в сферы отдыха, развлечений и искусства вмешивается политика, всё сразу напоминает симптом некой дурной болезни. И она обязательно должна пройти. Ведь мосты надо наводить, а не разводить… Конечно, когда рушится то, к чему ты привык, всегда кажется, что это катастрофа. А потом выходит так, как говорил известный советский конферансье Борис Брунов: «Очень плохо долго не бывает!»

Про чёрные списки

— Что вы думаете про чёрные списки, которые стали причиной ухода российских фестивалей из Юрмалы?

— С одной стороны, это возвращает нас к вопросу о вмешательстве политиков в культуру. С другой стороны… Так ли уж надо эстрадным звёздам обозначать своё отношение ко всему, что происходит в мире? Особенно в таких деликатных вопросах, как отношения братских народов, когда скудная информированность о реальной ситуации делает наши высказывания очень заметными.

— Вы не уверены в том, что владеете всей информацией?

— Я не считаю свою информированность обо всём происходящем достаточной, чтобы делать громкие заявления. Для этого надо было бы изрядно покопаться в фактах… Думаю, художнику пристало больше заниматься своей основной деятельностью.

Конечно, какая-то своя картинка и у меня есть. Я знаю Украину не из Интернета. Объездил с гастролями все городки и веси, по пять-шесть раз за лето бывал в Крыму… Я повязан огромным количеством знакомых и разговоров. Хорошо знаю, как менялись там настроения, как неспроста всё возникло. Представляете, что будет, если я со всем этим своим знанием сейчас начну выступать на Facebook?!

— По-вашему, конфликт разгорелся изнутри или был спровоцирован снаружи?

— Не сомневаюсь, что снаружи. Да, никакой выпечки без дрожжей не бывает. Всё созрело и забродило. Но любое стихийное брожение берут на вооружение люди, очень далёкие от добрых целей: глобальные политики, финансовые центры, разведки…

Не бывает так, как на картине Делакруа: вдруг возникла баррикада, а на ней — красивая тётя с обнажённой грудью и знаменем в руке. Это знамя ей кто-то должен купить, приделать к древку и вручить. Так что за всем чужая воля. А в основе всего — вечное противостояние двух систем, Востока и Запада. Все, кто попал им под горячую руку, будут дрожжами бродить.

— Вы «бродить» не желаете?

— Меня часто упрекают в отсутствии активной гражданской позиции и слабом реагировании на вызовы дня. Я все эти обвинения глотаю молча. Ну не имею я права сердить и сталкивать своих зрителей! Заступаться за одних, подвергая нападкам других. Я слишком хорошо знаю, к чему может привести неосторожное слово. Но когда меня начинают укорять в том, что я чего-то боюсь, мне делается смешно. Я уже на пороге шестидесяти — чего мне бояться?!

Почему-то у оппонентов нынешней российской власти есть припрятанный в кулачке аргумент, что им грозит несчастье лишиться работы. Со всей ответственностью могу заявить: такой угрозы ни над кем не маячит. Иногда слабые сборы артистов и их неуспех у широкой публики объясняют их политической позицией — но это лукавство!

Про революции

— На своей странице в Facebook вы регулярно выкладываете цитаты, которые порождают бурю эмоций как проукраинского, так и пророссийского толка. Чего стоит одна выдержка из книги Николая Азарова «Украина на перепутье. Записки премьер-министра»!..

— Мне интересно читать комментарии, сделанные людьми толковыми и думающими, не желающими пошлого срача, извините за выражение. Во всяком случае, из их рассуждений можно понять, где искать пути примирения.

Увы, всякий раз не удаётся избегать и базарной ругани. Особенно меня смущает, когда одна сторона начинает обвинять другую в зомбировании, оставаясь при этом точно таким же абсолютным зомби. Она точно так же выбирает себе единственный и непогрешимый источник информации и палит из своего окопа по другим зомби, как в компьютерной стрелялке.

— Как вы относитесь к революциям?

— Ужасно! Я их ненавижу за тот ураган, которым сметается всё: вчерашняя дружба, тёплые отношения, приветствие друг друга на лестничной клетке… Как человек, который очень любит историю, я уверен, что ни одна революция ещё ни в один дом не принесла добра.

Понятно, что эволюция заставляет людей долго ждать, но если бы каждый делал на своём месте то что может, в полную силу боролся с несправедливостью в своём окружении, офисе, домоуправлении, возможно, мы многое упредили бы.

Но нас снова и снова поражают митинговые страсти. Нам кажется, что все исторические проблемы можно решить лишь в толпе, с оружием и проливая кровь. Я в это не верю!

Люди должны всегда оставаться людьми в первую очередь. А сегодня люди перестали слышать друг друга и машут саблями, даже не ознакомившись с мнением оппонента. Это невежество. По-моему, убивать стыдно. И стыдно этому аплодировать.

Про родину

— Что вы считаете своей родиной?

— Свой язык.

— Какой?

— Русский. Где мой язык — там и моя родина. А дальше начинаются другие круги комфортности. Это и круг знакомых моих родителей, которые говорили на идише — языке моего детства. И малая родина — место, где я родился, под Магаданом. И моя вторая родина — Латвия. Здесь я вырос. И моя историческая родина — Израиль, которая мне близка не на уровне мифологии, а потому, что туда переехала моя семья. Я там часто бываю, у меня там крестники.

— Ваше понятие «родина» распространяется на Россию и Латвию, но местным русским сегодня всё чаще задают вопрос: если случится война, на чьей стороне и под чьим флагом вы будете — России или Латвии… Что вы на это ответили бы?

— Если у художника руки будут заняты флагом, он не сможет играть на пианино, держать микрофон или кисточку. Руки должны быть заняты инструментом твоей профессии, а дальше надо быть честным перед собой: не ссорить людей, находить способы взаимопонимания, нести культуру в народ. А с флагом многие художники смотрятся дурно.

Про трагедию с карикатурами на Мухаммеда

— Карикатуристы французского журнала «Шарли Эбдо» заплатили за свой юмор жизнью. Как вы думаете, над чем нельзя шутить? Где грань?

— Грань — это учёт процента новоприбывших во Францию. Если существенную часть жителей в Париже составляют представители исламской культуры — значит, глупо вести себя так, как будто их там нет. Надо понимать, что Франция Шарля де Голля — это не нынешняя Франция, в которой за тёмной кожей уже и не различишь светлую. Так зачем людей раздражать и оскорблять?!

Крепкий анекдот в устах профессора может звучать очень хорошо, но когда он рассказан в кругу других профессоров. А если уважаемый профессор выйдет перед студентами на кафедру и матюгнётся — это прозвучит неуместно и неорганично. Там от него все ждут е = mc2.

Если бы те же карикатуры крутились в закрытом кружке, то все желающие могут туда вступить и хохотать сколько душе угодно. А если это выставлено в киоске попой наружу, меня как пешехода это оскорбляет.

Я не люблю экстремальщины в любом виде. Я за свободу, но так, чтобы она не задевала чьей-то другой свободы. Я не раз был в Париже. Мне много чего там было неприятно: антиизраильские листовки, румынские попрошайки, предупреждения в музеях «Следите за своими вещами!» (и это в центре Европы!)… Но мне приятно, что там есть «Мона Лиза», Гранд-опера, устрицы… Надо уметь выбирать между тем, что тебе подсовывает жизнь, и тем, чего именно ты от неё хочешь.

Кристина ХУДЕНКО.

Фото — Марис МОРКАНС.

Pin It

Похожие публикации

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *