У центральной фигуры Саласпилсского мемориала его лицо. Скульптор Олег Скарайнис, прошедший через немецкий концлагерь, имеет на это полное право.

Как сегодня живётся  скульптору мирового уровня, который на самом деле гордость Латвии, работы которого есть в Третьяковке и установлены в разных странах мира? В прошлом году Олегу Скарайнису исполнился 91 год.

Яблочное утро

…Ранний час. Дорога в Юрмалу и дальше в сторону Тукумса совершенно пуста и залита дождём. В Латвии непогода. Мы подъезжаем к дому и видим, что нам рады. Здесь вообще всегда рады гостям. Сейчас их, к сожалению, довольно мало, а в былые времена калитка не закрывалась… Старый сад ещё не облетел, из травы там и сям просвечивают красные бока упавших яблок. Старые и новые работы скульптора выставлены прямо под яблонями. Одна из них — семейный портрет: сам Олег, жена Ирэна, любимец Фредис, таксик (его уже нет), и кот. А вообще-то котов у них сейчас четыре. Один из них, рыжий огромный Мурис, начальник, встречает нас у входа и с удовольствием позирует для фотоснимка, но в последний момент изворачивается и удирает. «Ничего, — смеётся Олег, — я сделал его скульптуру. Там, в мастерской, увидите…» Среди разросшихся кустов — огромные живописные валуны. В глубине сада белеет скульптура: человек, несущий на плечах тяжёлый крест… Это очень важная для Олега Скарайниса работа — экуменический крест, объединяющий несколько религий. Предполагалось, что это может быть заключительный штрих к Саласпилсскому мемориалу. Но памятник до сих пор не отлит, на это нужны деньги. «Зимой его заносит снегом, больно смотреть…» — говорит Ирэна. А если обогнуть старый дом и мастерскую с ветхим балкончиком, заросшим хмелем, выходишь прямо в дюны. И вот оно, море, в двух шагах. У этого сказочного пейзажа есть минус — со стороны моря очень ветрено. А зимой здесь ещё и темно и сыро, дом Скарайнисов вдалеке от городской цивилизации… Мы заходим внутрь, а из кухни — запах яблочного пирога. «Это мои фирменные бутерброды с запечёнными яблоками и корицей», — улыбается Ирэна и наливает в кружки травяной чай.

Мальчик с улицы Чехова

Вообще, дом скульптора — это отдельная планета. Страшно повернуться, чтобы что-то хрупкое не задеть — повсюду фигуры, бюсты, портреты, инсталляции. За время, пока мы не виделись, в этой комнате прибавилось ангелов — теперь они просто повсюду, и каждый уникален. Хранители дома. У телевизора на столике — бронзовый кот невероятной красоты. «Ты его сфотографируй, — просит Олег. — Он знаменитый, с ним история связана. Когда-то его украли из архивов нашего Художественного музея. Так и не нашли. Второй экземпляр купила Третьяковка. Хорошо, что гипсовую копию мы отдали на время латышскому режиссёру для «Белой выставки». Так что потом получили обратно, и я снова отлил кота в бронзе». — Что вас радует сегодня? — спрашиваю у 91-летнего скульптора. А он не задумываясь неожиданно отвечает: — Меня радует информация! Хочется больше её получать, особенно профессиональную. Журналы по архитектуре и скульптуре нужны, хочется видеть новые тенденции, что происходит в искусстве… Мне не хватает информации, а заказать за границей сейчас трудно. Оказывается, Олег Скарайнис мечтает и об Интернете. Но пока у него из источников информации только телевизор и газеты. Он рассказывает, как отметил юбилей. На 90-летие приезжали много людей, среди них были и бывшие узники Саласпилса… К юбилею они заказали документальный фильм про Олега и его работы, оплатили съёмки. Получилось очень здорово. А сейчас Ирэна мечтает съездить в Таганрог и доснять там сюжет для фильма: — В детстве он учился в Таганроге, в гимназии Чехова, И жил на улице Чехова. Очень Чехова любит и часто вспоминает свой Таганрог, — рассказывает Ирэна. Сама Ирэна часто перечитывает Чехова («Просто поразительно, как там всё совпадает с сегодняшними днями!») и вспоминает годы работы в Москве, где она преподавала латышский язык в Литературном институте. Там, в Москве, они с Олегом и познакомились. То, что происходит сейчас в нашем информационном пространстве, Олега очень расстраивает. Буквально накануне нашей встречи в латышской газете вышла статья, принижающая память Саласпилса. Кому нужно, чтобы люди забыли о том, что в лагере погибли более 100 тысяч мирных жителей разных национальностей: евреев, русских, латышей?.. Теперь уже никто не ответит точно, кто они были, тем не менее есть живые свидетели, прошедшие через лагерный ад. Скарайнис вообще старается смотреть на всё философски. Верит, что пройдёт время и люди всё равно поймут: есть вещи, которые уценке не поддаются.

Журавли ждут…

Время безжалостно. Сегодня Олегу Скарайнису уже 91. Не только его памятники, но и сам он — достояние и гордость республики. Скульптора такого уровня на Западе ждали бы торжества и награды. Да и жил бы он там определённо в иных условиях. Ну а в Латвии он не заслужил даже почётной пенсии от Союза художников. Документы подавали дважды, и дважды ему отказали. («Сказали, что неубедительный материал», — это о Саласпилсе.) Может быть, причина в том, что когда-то он получил за свою работу Ленинскую премию — от непопулярного нынче в Латвии государства? И включилась идеология. Или просто потому, что настоящие люди искусства не умеют пробивать себе звания и награды… Да и некогда им этим заниматься. Они работают. Пенсия у Олега и Ирэны маленькая, обычная. «Как вы умудряетесь прожить?» — часто спрашивают их. Ирэна грустно смеётся: «У меня есть такая шутка. Когда заканчивается пенсия, я продаю последний бриллиант. Нельзя допускать депрессивного настроения, нельзя!» Может, поэтому Бог дал им длинную и красивую жизнь? Олег Скарайнис не жалуется — ни на забывчивость своей страны, ни на здоровье… И, кажется, любые поступки может объяснить и оправдать какой-то своей человеческой мудростью. «У каждого народа своя боль. Кто может сосчитать, у кого больше болит?» — вздыхает скульптор. Одна работа ему особенно дорога. У Олега в мастерской хранится эскиз памятника павшим солдатам — это гамзатовские журавли. Три журавля стрелами взлетают ввысь. У подножия — лежащая фигурка человека. Очень пронзительный памятник. Помните строчки дагестанского поэта Расула Гамзатова? «Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей…» Когда-то, ещё до перестройки, Скарайнису заказали эту работу в России, и он сделал, осталось отлить, но потом страна стремительно развалилась, и про памятник забыли. Олег мечтает отлить своих журавлей и где-то установить. Это память, очень важная для нас всех сегодня. «Они до сей поры с времён тех давних летят и подают нам голоса…» Время безжалостно. Люди забывчивы. Но журавли ждут… Рита ТРОШКИНА. Фото автора.

Долгая дорога в дюнах

Судьба Олега Скарайниса — живая иллюстрация к многострадальной латвийской истории. Отец его был красным латышским стрелком. В 17-м году он забрал жену и уехал в Россию — строить коммунизм. Сам Олег родился в 1923-м в Таганроге, где отец работал на заводе. Жил на улице Чехова и ходил в школу, где учился Чехов. В 37-м отца репрессировали, объявив врагом народа… Олегу было 17, когда в город пришли немцы. Сына врага народа арестовали за драку и отправили в немецкий концлагерь. Так и пробыл он в Германии до конца войны. «В лагере мы ремонтировали крылья «мессершмитов». Когда американцы уже открыли второй фронт, нас постоянно вывозили на объекты, перемещали с места на место. Однажды ночью я этим воспользовался: нырнул под вагоны и ушёл… Шёл на запад…» Ему удалось добраться до Восточной Пруссии, где стояли советские войска. Документов не было никаких, и он решил взять фамилию мамы — Скарайнис, а имя себе придумал в честь Олега Кошевого (на самом деле он крещён как Освальд). Так по сей день Олегом и остался. Так, без документов, Скарайниса и забрали в армию. Служил сначала в Восточной Пруссии, потом на Южном Сахалине. В 1947-м, мобилизовавшись, Скарайнис поехал в Латвию, куда уже перебралась из Таганрога мама. За время его отсутствия семья разрушилась: старшая сестра пропала в Германии, младший брат погиб на фронте в 43-м. Очень долго Скарайнис не мог получить паспорт. Так и прожил лет 30 с одним военным билетом. Больше всего его волновало, что из-за этого его никак не расписывают с Ирэной. Лишь в 72-м ему оформили паспорт. Тогда они наконец поженились. Этот старый дом у моря они купили в полуразрушенном состоянии, половину здания занимал коровник, крыши не было вовсе — но уж очень место красивое. Поменяли стены, устроили мастерскую для Олега. Так и живут. Семья Скарайнисов — редкий случай абсолютной гармонии двоих. Мастерская Олега уставлена женскими фигурками из пенопласта в натуральную величину, в ярких одеждах и платках. Это манекены для Ирэны, скульптор специально делал их для костюмов жены. Они оба и сейчас колоритны и красивы той внутренней красотой, которую никогда не встретишь с возрастом у людей недалёких. Лицо мемориала За создание уникального мемориала жертвам Саласпилса Олег Скарайнис с коллегами в 70-м году получил Ленинскую премию. Работа заняла пять лет. Все авторы памятника люди неслучайные, каждый прошёл через войну. Олег рассказывал нам, как это было: — Сначала провели большой конкурс проектов. В нём участвовал и Эрнст Неизвестный (он, кстати, полгода учился в Латвийской академии художеств). Но его эскизы не приняли. Представлено было много вариантов будущего мемориала. Наши модернисты даже предлагали «новое слово»: разбросать по полю отдельно части тела — руки, ноги… И еврейскую тему продвигали, и русскую, и даже стиль Пикассо… Но Союз художников назначил своих корифеев — скульпторов Зариньша и Буковского. Тогда многие взбунтовались: а где свежие идеи, новые таланты? После чего молодого скульптора Скарайниса включили в рабочую группу. На стене его мастерской и сегодня те давнишние фотографии: молодой скульптор на фоне мемориала. — Да, центральную скульптуру я лепил с себя, — вспоминает он. — Там нужно было такое аскетичное лицо… Вот смотрите: это я на снимке, а это скульптура… Каждый год им нужно было открывать одну скульптуру. Место будущего мемориала представляло собой огромную пустую территорию. Все бараки были сожжены. Сохранилась лишь дорога смерти… Для памятников выбрали фактурный бетон — в то время это были передовые технологии. А в плиты наземного покрытия добавляли немножко сахару, чтобы блестело, как слеза. Все работы по мемориалу обошлись в неполный миллион рублей. Мизерно мало для такого гигантского комплекса. Гонорар авторам тоже подрезали, причём не Москва, а деятели тогдашнего латвийского Минкульта. На пять лет — 53 тысячи рублей на троих. Так что скульпторы не разбогатели. А ведь у них получилось. По художественной ценности и эмоциональной силе воздействия этот мощный мемориал не имеет себе равных. Такими памятниками нужно гордиться. В 1970-м авторам Саласпилсского мемориала дали Ленинскую премию. Но не 100 тысяч, как было изначально, а 10 тысяч (случилась девальвация рубля). На семерых. В мастерской Олега на полке до сих пор хранится красная папка с потёртой на сгибах квитанцией — удостоверением лауреата Ленинской премии. Уникальное свидетельство совсем недавней истории.

Похожие публикации