Почему почётный гость фестиваля Comedy Club Гарик Сукачёв наутро после мероприятия отправился… в детский концлагерь. Об этой поездке я узнала совершенно случайно через общих знакомых. Музыкант не собирался афишировать свои намерения. Разумеется, при встрече не спросить об этом Гарика Сукачёва я не могла. В результате вместо рассветов-закатов над Балтийским морем, безбашенного юмора и шумных вечеринок «Недели высокого юмора» мы обсуждали темы, от которых в 35-градусную жару бежал мороза по коже.

— Вы потрясли меня до глубины души. Как средь шумного бала могла возникнуть такая идея — поехать в концлагерь?

— Она совершенно не спонтанна. Долгие годы я хотел туда доехать, но всё не удавалось. Обычно же как: приезжаю к вам на один день, играю концерт и уезжаю. В прошлый раз я был тут с семьёй подольше, но с маленькой дочкой решил не идти: для малышей это слишком невыносимо. А тут фестиваль Comedy пригласил меня на целых четыре дня — так и появилась возможность попасть туда, куда хотел съездить с детства.

— Откуда у вас информация об этом лагере?

— Думаю, многие дети Советского Союза — во всяком случае, моего поколения — знают, что Саласпилс — это детский концлагерь смерти. Пионерами мы даже исполняли песню «Поющих гитар», которая так и называлась «Саласпилс» — очень печальная. У меня она до сих пор в голове… Там были такие слова о ребёнке: «Саласпилс его убил». Вот и меня он убил.

— Вас кто-то сопровождал в Саласпилс, рассказывал обо всём?

— Нет. Мы с семьёй друзей просто вызвали такси и поехали. И там никаких экскурсоводов не было. Это совершенно нетуристическое в нашем теперешнем понимании место. Информация о том, что там происходило, подана весьма скудно. Хотя шофёр такси вспоминал, что в детстве его туда возили с классом — это была обязательная поездка, в которой их сопровождал экскурсовод и всё подробно рассказывал.

— Помню, когда наш класс туда водили, мы все хором рыдали…

— Так оно и должно быть. В таких местах информация должна быть максимальной — люди должны это знать, прочувствовать и не забывать, чтобы такое никогда не повторялось.

Неужели в век электронных технологий нельзя было хотя бы какое-то электронное информационное табло поставить? Меня это очень удручило. Поначалу мне показалось, что нас вообще лишь четверо на весь огромный комплекс. Но через какое-то время встретили семью пожилых латышей с внуком лет 12. А когда уходили, увидели и компанию девчонок лет 15-16. И это замечательно, что туда приходит молодёжь.

— Какое у вас впечатление от увиденного?

— Очень тягостное. Это трудно передать словами. Просто ком в горле.

«Моя мама прошла концлагерь»

— Чем для вас стала эта поездка — неким внутренним очищением, настройкой?

— Вы сами очень точно ответили на свой вопрос. Для меня это, конечно, тесно связано с тем, что я представитель первого послевоенного поколения. Для моих сверстников это очень важная тема.

Я родился через 14 лет после того, как закончилась страшная война. Наши мамы и папы перенесли её на своих плечах. А моё окружение детства — дедушки, бабушки, соседи — непосредственные участники тех событий. Причём тогда они были моложе, чем я теперь.

К нам в школу приходили ветераны, рассказывали о событиях, которые были свежи в их памяти. Для меня это не замшелая история, а то, что связано лично с моей судьбой. Каким-то счастливым образом во мне это отношение сохранилось по сей день. И я постарался передать его сыну Саше, которому сейчас 29 лет.

— Каким образом?

— 9 Мая мы с ним всегда покупали цветы и ехали в Снегири. Это была последняя линия обороны перед Москвой, где шли страшные бои. Сейчас там прекрасный комплекс — мемориал солдатам Великой Отечественной, а также тем, кто погиб в Афганистане, Чечне и других войнах.

Так сложилось, что несколько лет у меня не получалось туда добраться, а в этом году снова туда попал. И ещё сильней ощутил важность для меня этого места. Там было много людей, особенно детей, которые, как когда-то мы с сыном, дарили цветы ветеранам.

Сейчас подрастает моя дочь Настя, и мы стараемся сделать всё, чтобы и для неё 9 Мая был не просто датой в календаре. Правда, в этом году не получилось: как раз 9 мая у её секции фигурного катания были показательные выступления. А я сел на мотоцикл и рванул.

— Мой дедушка, который воевал, не любил рассказывать о том, как это было: слишком больно. А ваши родные?

— Тоже не вдавались в подробности. Дело в том, что моя мама ребёнком была в концлагере, похожем на Саласпилсский. Тоже детском, но на территории Псковской области.

У неё была совершенно кинематографическая история, как она бежала оттуда со своей подругой. Они долго прятались по лесам и искали партизан, а когда нашли, пробыли в партизанском отряде до конца войны. После она была сапёром, разминировала минные поля.

Но пока я не стал взрослым, я этого всего не знал. Мама укладывала всю информацию об этих страшных годах в полтора-три слова. Ей тяжело было вспоминать.

О блокадных «шуточках» телеканала «Дождь»

— В наше время появилось много желающих пересмотреть и переосмыслить историю войны. Так, к примеру, телеканал «Дождь», который задал зрителям вопрос: а нужно ли было героически держать блокаду Ленинграда?..

— Это совершенная мерзость — то, что они сделали. Причём это территория личной мерзости конкретных «журналистов». Насколько нужно не дорожить собственной семьёй, своими корнями, чтобы задать такой вопрос. Даже если они не думали обо мне, вас и всем человечестве. Ведь каждый человек на Земле — это часть огромной войны. Нет даже малюсенького уголка на Земле, где когда-то не гибли люди. Транслировать такие вопросы — просто бесчеловечно. Человек, любящий свою семью, родителей, детей, никогда не спросит такого. В контексте их «шуточки» лежат мёртвые люди.

— После распада Союза появилось много новой информации, которой раньше мы не знали. Так, в Латвии конец войны теперь неизменно связывают с началом оккупации, а воины-победители у нас в одночасье стали оккупантами…

— В какой-то мере это можно понять. Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения, но она его имеет. Потому что вещи, которые произошли много лет назад, не имеют точного ощущения сегодня. Трудно сейчас прочувствовать и понять всё, что было тогда.

Я где-то могу понять Латвию, Литву, Эстонию: это маленькие страны, которые должны формировать национальное самосознание, воспитывать граждан-патриотов…

Увы, некоторые страны в тот или иной момент истории становятся разменной картой политики. В той же Югославии на эту тему всегда шли войны. Не осталось и Восточной Пруссии, которая превратилась в часть Польши и российский анклав. А когда-то это была большая страна, где родился, работал и скончался великий мыслитель Иммануил Кант. Но эта территория всё время переходила из рук в руки и была разменной картой большой политики.

Прибалтийские страны не исключение. Можно говорить, что Рига была русской крепостью, что правда. Также можно говорить о ней в контексте древних племён, нибелунгов, тевтонских рыцарей… И всё это будет правдой. Но отчасти. Полной правды вообще не существует. Всё зависит от того, под каким углом лично вы хотите смотреть на эту правду.

Но обычно не простые люди пересматривают историю — это делают политики в своих интересах. Почему ничего подобного не происходит в России и Германии? Но почему это происходило на Украине двадцать с лишним лет подряд, а теперь вылилось в то, что вылилось? У меня нет ответа.

На Украине возрождается фашизм

— Насколько оправданы эксперименты на тему войны в искусстве — театре, кино, литературе? Ведь, с одной стороны, были ваши с Петром Тодоровским невероятно душевные концерты военных песен, есть леденящий душу фильм Элема Климова «Иди и смотри»…

— Это один из моих любимых фильмов! Он когда-то полностью перевернул моё сознание. Он и «СалО» Пьера Паоло Пазолини про последние дни итальянского фашизма. (СалО — город, где Муссолини по требованию Гитлера создал национальное фашистское правительство Италии. — Прим. ред.) После их просмотра тебе всё понятно — они раскрывают всю мерзость и боль войны…

— С другой стороны, в театре «Современник», с которым и вы сотрудничаете, идёт пьеса «Голая пионерка» — постановка Кирилла Серебренникова о сексуальных похождениях слабоумной 14-летней девочки во время войны. Правда, секс в спектакле заменяли на барабанную дробь, но такого «военного произведения» ни одному ветерану не выдержать…

— Я не стал бы всё складывать в одну кучу. Да, фронтовику незачем смотреть «Голую пионерку» — ему трудно будет это выдержать с позиции его воспитания и жизненных ценностей его времени. Но я не принадлежу к хору тех людей, которым этот спектакль не понравился.

Я не уловил ничего пошлого в посыле, который старался донести публике Серебренников. В мире возможно всё. И я способен понять желание маленькой девочки как женщины спасти человека, отдав ему самое себя. Ведь больше ничего она отдать не может. Понимая то, что большинство этих людей погибнут, возможно, никогда не познав настоящей любви. Да она и сама никогда её не видела…

— Как вы оцениваете многочисленные книги, которые рассказывают о зверствах советских воинов во время победоносного марша по Германии?

— Пусть пишут. Всё было. Только давайте тогда не скрывать всю информацию. Вы можете приехать в особняк под Берлином, где подписывали протокол о капитуляции Германии, — там вывешены в рамочках распоряжения о многочисленных расстрелах наших солдат, которые насиловали и убивали мирное население.

Да, это кошмарный ужас. Но это никоим образом не приветствовалось, и было прекращено железной рукой самого маршала Жукова. Понятно, даже это не докажет немцу, что, к примеру, его дочь стала заложницей издержек войны. Ведь для него она просто девочка, такая же девочка, как и любая другая. И, конечно, были такие случаи со стороны американцев, французов, англичан — всё было. Это война. Но это прекратили. И за это наказывали.

С другой стороны, весь мир видел фотографию, как в Германию из СССР привозят гуманитарную помощь, кормят там голодающих, восстанавливают заводы — всё это зафиксировано в фотографиях.

К слову, подобного жёсткого порицания со стороны высшего командования не было, когда немцы жгли Украину и Белоруссию — ведь они там сразу вешали, убивали, насиловали мирное население. И они там никого не кормили, по хозяйству не помогали.

Увы, сейчас всё то же делают на Украине — палят «Градом» по мирному городу. По своим людям. Так поступают только фашисты.

Чего стоит слеза ребёнка

— На ваш взгляд, в обсуждении и пересмотре военной темы должны быть какие-то табу?

— Безусловно! Адольф (Гитлер), несомненно, был прав, оставляя своё завещание, смысл которого (не берусь цитировать точно): я никуда не денусь, я непременно вернусь, возрожусь, мир меня переоценит и мои националистические идеи вспыхнут вновь. Так оно и случилось.

Я совершенно не удивлюсь, если лет через 20 норвежский массовый убийца Брейвик станет европейским национальным героем, его провозгласят новым Иисусом — таким Джизусом-суперстар. С учётом активной экспансии азиатских народов и мусульманизации Европы, которая сама по себе вырождается. И легализация однополых браков ускоряет этот процесс.

Проблемы накапливаются и когда-то взорвутся. Настанет момент, когда молодые и непримиримые люди скажут: Брейвик был прав. И я не говорю лично о Брейвике — его имя уже стало нарицательным. К сожалению.

Во всех этих переосмыслениях мы никогда не найдём всеобщего взаимопонимания, консенсуса, некой усреднённой точки зрения, правды, приемлемой для всех. Но необходимо найти взаимопонимание в основополагающих вещах: что такое человеконенавистничество, чего стоила война и что стоит слезы ребёнка.

Важно, чтобы это стало общей политикой не только России, Германии, Франции и европейских стран, где фашизм запрещён. Никто не говорит, что в Германии нет неонацистов, — конечно, есть. Но они вне закона. Но как только исчезнет последний памятник жертвам фашизма, он возродится вновь.

— У нас марши эсэсовцев проходят каждый год…

— Чем больше будут ходить эсэсовские марши, тем меньше у нацизма шансов на возрождение. Потому что на них всегда смотрят те, кто победил этих диких людей, — они их не простят никогда. Чего бы эсэсовцы в своё оправдание ни говорили: что они защищали свою родину, что они настоящие патриоты…

Не может быть оправданий сжиганию в печах детей, выкачиванию из них крови, жестоких экспериментов… Я из тех людей, которые никогда не простят этих бодрых дедушек. Я лично поставил бы всех, кто к этому причастен, к стенке. Только за то, что они там были и ничего не сделали, чтобы это прекратить. И для меня неважно, лично ли они вешали мальчика или девочку, женщину или старика, русского или еврея… Важно то, что они носили эти нашивки и были среди тех нелюдей.

Хотя, может быть, я так сурово настроен именно сейчас — сразу после моей поездки в Саласпилс. Когда мы выходили из мемориала, я так и сказал своему другу: «При том, что я никогда не смог бы убить человека, но этих… Да, у меня, скорей всего, дрогнула бы рука, но я нажал бы на курок. Ну нельзя таким на свете жить!»

Кристина ХУДЕНКО.

Похожие публикации