Всемирно известный музыкант о Страдивари, любимых дочках и своих юрмальских корнях

На прошлой неделе состоялось открытие I Международного музыкального фестиваля Artissimo, организованного Фондом Германа Брауна под руководством Инны Давыдовой.

Первый же концерт фестиваля стал сенсацией: для юрмальской публики играл всемирно известный скрипач Максим Венгеров с камерным оркестром The Master Chambers Players Valencia (Испания).

Такого оглушительного успеха зал «Дзинтари» не помнил давно. Зал аплодировал стоя, вновь и вновь вызывая любимого музыканта на сцену. Многие звёзды в таких случаях выходят лишь на вежливый на поклон. Но Венгеров, обожающий свою публику, к радости слушателей, играл вновь и вновь. «Венгерские танцы» Брамса — на бис.

* * *

«Суббота» встретилась с Максимом Венгеровым за день до его концерта в Юрмале. И окончательно убедилась в том, что настоящий талант не нуждается в ретуши: чем больше добился человек в жизни, тем он проще в общении. Ему не нужно играть звезду, он может расслабиться и быть самим собой.

Вне сцены Максим одевается неформально, но стильно: джинсы, дизайнерская рубашка, яркий пиджак. В разговоре открыт и доброжелателен. Никакого самолюбования, ни малейшего намёка на собственные значимость и звёздность. А улыбка! Фирменная, венгеровская, очаровывающая тысячные залы…

Маленький гений

Говорят, что такие музыканты, как Венгеров, рождаются раз в сто лет. «Чудо-мальчик», «маленький гений», «вундеркинд» — эти слова Максим услышал ещё в четыре года, когда начал заниматься музыкой. В пять лет впервые выступил перед публикой. В шесть лет уже играл с оркестром Новосибирской филармонии.

Советская пресса, призванная в те времена освещать исключительно производственные успехи шахтёров и оленеводов, не слишком баловала феноменального мальчика вниманием.

Однако в середине 80-х все газеты СССР дружно сообщили о сенсации: три вундеркинда страны — Максим Венгеров, Женя Кисин и Вадим Репин — открыли конкурс имени Чайковского. После их выступления было предложено закрыть конкурс и дать три первые премии…

— Максим, вы помните свои ощущения от первых концертов, первых побед?

— Прекрасно помню, как мы, десятилетние мальчишки — Кисин, Репин и я, — растерянно стояли на сцене, слушали аплодисменты в свой адрес и очень смущались.

Остался в памяти мой первый публичный концерт, который я играл в своей школе в Новосибирске. Я так увлёкся, что в конце произведения не заметил, как развернулся от зала и поклонился не публике, а пианисту. Видимо, был полностью в музыке.

В шесть лет выступил с оркестром Новосибирской филармонии под управлением легендарного маэстро Арнольда Каца. В этом оркестре я вырос — мой отец работал там гобоистом почти 20 лет. А мама руководила детским хором. У меня хорошая наследственность. (Улыбается.)

— Ваша мама Лариса Венгерова написала книгу «Педагогический этюд» о том, как из новосибирского мальчика вырос всемирно известный музыкант. Судя по некоторым её откровениям, детства у вас не было!

— Ну почему же? Я и в футбол играл, и на заборе висел, и скрипкой успевал заниматься по пять-шесть часов…

— И всё-таки вырастить выдающегося музыканта непросто. Как говорила Галина Вишневская, существует только один метод воспитания: с ремнём в одной руке и с валерьянкой — в другой…

— Физических наказаний ко мне не применяли, но ремень всегда висел на пульте рядом с нотами. Это правда. (Улыбается.)

Я бесконечно благодарен моим родителям. За то что разглядели во мне что-то важное, за то, что не жалели сил на меня сил, за то, что требовали с меня… Чем больше талант у ребёнка, тем больше нужно в него вкладывать.

Юрмальчанин по прадеду

В 10 лет Максим выиграл престижный польский конкурс имени Венявского и начал регулярные публичные выступления.

Среди музыкальных площадок Советского Союза, на которых проходили концерты вундеркинда Венгерова, был и концертный зал «Дзинтари». Тогда Максим побывал в Юрмале впервые. Получается, что нынешний визит музыканта в Латвию второй по счёту…

— Связывает ли вас что-нибудь с Латвией, кроме этих двух концертов — в 10-летнем и 38-летнем возрасте?

— Мой прадедушка родом из Слоки. А значит, я тоже немножко юрмальчанин. (Улыбается.) У нас в Слоке даже осталась какая-то фамильная недвижимость. То ли один дом, то ли два… Всё руки не доходят оформить документы. И в этот приезд вряд ли дойдут!

А ещё с Латвией меня связывает то, что в день, когда я родился, мой отец находился на гастролях не где-нибудь, а в Риге! И именно в вашей столице узнал о прибавлении в своей семье.

— Я нашла ещё одно звено, связывающее вас с Юрмалой. Вашим педагогом в детстве была знаменитая Галина Турчанинова. А сейчас у неё учится маленький скрипач-юрмальчанин Даник Булаев, который в свои девять лет показывает блестящие музыкальные результаты.

— Да-да, я слышал об этом мальчике! Ему очень повезло. Галина Степановна Турчанинова — удивительный педагог. Наверное, лучший в России. Я всегда вспоминаю своих педагогов Галину Турчанинову и Захара Брона с огромной благодарностью. И очень рад, что Галина Степановна осталась в Москве и до сих пор преподаёт. Ведь многие прекрасные российские педагоги уехали из страны…

За всеми зайцами

Максим тоже давно не живёт в России. Ещё в 15-летнем возрасте талантливого юношу пригласили в Германию, дали стипендию. Это был подарок судьбы, зелёный свет, путёвка в мир. После победы на Международном конкурсе имени Карла Флеша в Лондоне Максим дал свой первый мастер-класс в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Ему было всего 16.

Сегодня для перечисления всех наград и побед Максима Венгерова не хватит газетной полосы: две Grammy, четыре Gramophone Award UK, четыре Edison Award, две Echo Klassik Award, Amadeus Prize Best Recording, Prix de la Nouvelle…

— Максим, сегодня у вас есть всё: всемирная слава, гастроли по всему земному шару. А где на карте то место, которое вы называете своим домом?

— Сложный вопрос: своим домом я считаю тот город, где живу больше трёх дней. В основном моя жизнь проходит в самолётах.

В Латвию я прилетел из Ниццы, от вас лечу в Бордо, оттуда — в Чикаго, затем — в Монте-Карло, потом — в Брюссель. Затем — в Швейцарию на музыкальный фестиваль Вербье…

— Это не удивительно, вы всегда жили в бешеном темпе. И круг интересов у вас, прямо скажем, нетипичный для классического музыканта — от танго до гоночного мотоцикла… Вы увлекающаяся натура?

— Есть немножко! (Улыбается.) Мстислав Леопольдович Ростропович, с которым мне посчастливилось работать и которого я считаю своим учителем, говорил мне так: «Максим, ты танцуешь танго, гоняешь на мотоцикле, играешь на электроскрипке, освоил альт… Прошу тебя только об одном: не берись пока за виолончель!» (Смеётся.)

— Сегодня у вас множество музыкальных ипостасей: скрипач, дирижёр, педагог… Что у вас на первом месте, а что на последнем?

— Трудно сказать, всегда что-то перевешивает. Дирижёрство требует полной самоотдачи, и концерты тоже, и ученики… Со временем я понял, что всех зайцев не поймаешь. Так что сегодня на первом плане у меня концертная деятельность, хотя было время, когда это место занимало дирижёрство. А ещё я преподаю в Лондонской королевской академии и в Академии им. Менухина в Швейцарии. Правда, это не каждодневная работа, а мастер-классы.

Взлёты и падения

Максим немного лукавит. В его жизни был очень тяжёлый момент, когда он практически оставил карьеру исполнителя и подался в дирижёры. На то были причины.

Венгеров находился в зените славы, его заработки взлетели, по слухам, до 40-50 тысяч долларов за концерт, что намного больше, чем у других музыкантов-солистов. Но в 2005 году Венгеров, опасаясь сгореть дотла, решил вырваться из беличьего колеса гастролей, прекратил давать по 100 концертов в год. И взял отпуск, во время которого, будучи увлекающейся натурой, начал активно заниматься спортом. Однажды, поднимая штангу в зале, он серьёзно повредил правое плечо. А потому в возрасте 34 лет практически оставил карьеру солиста и предпочёл переквалифицироваться в дирижёры.

К счастью, в 2010 году Максим нашёл хирурга, который сделал ему удачную операцию. И Венгеров вновь вернулся к скрипке.

— Есть ли у вас сегодня конкуренты?

— Конечно! Я сам себе конкурент и самый суровый свой критик. Когда слушаю концертные записи, думаю: «Да, здорово сыграл, но мог бы сыграть лучше». (Смеётся.)

После взлёта обязательно идёт спад, потому что невозможно всё время двигаться только вверх. Фактически не бывает такого, чтобы я был полностью всем доволен, но и впадать в уныние тоже нельзя. Если нет разочарования, нет и стремления сделать что-то лучше — пропадает мотивация.

Путь артиста, художника, любой творческой личности не приносит никакого удовлетворения, если он монотонный. Необходимы контрасты.

— Скажите, музыка отгораживает вас от действительности или, наоборот, приближает к ней?

— Отвечу чуть шире. Музыка — это очень сильное средство передачи энергетики и соединения с другими людьми.

С 1997 года я являюсь послом доброй воли ЮНИСЕФ. Одна из первых моих поездок в этом качестве была в Уганду, где я играл для детей, травмированных и морально, и физически.

Они уже успели послужить в армии и побывать на войне. Их заставляли убивать… Помню, шёл к ним и думал: «О чём же мне следует разговаривать с этими детьми?»

И кто-то мне сказал, что разговаривать не нужно, человеческого языка они не понимают. Будто бы не слышат, хотя и говорят по-английски. Им нужно просто сыграть, может, наладится контакт…

Так и вышло: я начал играть, они сразу заинтересовались, один мальчишка похвастался, что у него есть «один палка, два струна», и вместе с ним мы начали импровизировать… Какая-то девочка встала и начала танцевать под нашу импровизацию. После этого началось всеобщее веселье. Так музыка помогает налаживать не только мир и наводить контакты с людьми, но и пробираться в суть этого мира.

— Как вы относитесь к тому, что сейчас молодёжь не очень жалует классику?

— Я не очень согласен с вашим утверждением. На моих концертах много молодых лиц. Однако суть вопроса понимаю: нынче многие устроители концертов считают, что к Баху и Моцарту полагается как минимум три гитары из рок-бэнда. Мол, так мы привлечём молодёжь. А по-моему, так нивелируются культурные ценности.

Классическая музыка не нуждается в рекламе. Это мы должны подтянуть до неё зрителя, но ни коем случае не наоборот.

Со Страдивари по жизни!

На трёхчасовом(!) концерте Венгерова в зале «Дзинтари» звучала скрипка Страдивари. В руках маэстро она пела, плакала, смеялась, хулиганила…

— Мне вообще по жизни очень повезло. Я играл на замечательных инструментах, — рассказывает Максим Венгеров. — Первый Страдивари, на котором я играл, был из госколлекции СССР. Мне было тогда 10 лет, я готовился к конкурсу молодых скрипачей в Люблине, и мне дали эту скрипку — это был не целый размер, а половинка.

Вообще у меня были три скрипки Страдивари, на которых я играл, — из разных коллекций: как частных, так и государственных. Но в 1998 году мне посчастливилось приобрести скрипку Страдивари на аукционе «Кристи». С тех пор мы неразлучны. Это моя вторая музыкальная половина, моя вторая жена.

— Хейфец, когда ему говорили: «Яша, ваш инструмент так замечательно звучит!» — подносил скрипку к уху и говорил: «А я ничего не слышу!» Чем же так хороша ваша скрипка?

— Эта скрипка сделана в 1727 году Антонио Страдивари и в своё время принадлежала легендарному французскому скрипачу Рудольфу Крейцеру. Мне очень повезло!

Благодаря этой скрипке я научился по-другому слышать и играть. Страдивари вообще славится золотым звуком, глубокими красками. Здесь есть возможность высокой настройки.

— Скрипач во время концерта устаёт. А устаёт ли скрипка?

— Инструмент устаёт чудовищно! И от концертов, и от перелётов, и от малейших изменений погоды. Дерево деформируется. А эта деформация отражается на звучании. Однажды я играл концерт в Токио, и инструмент от усталости начал капризничать.

Мама, сидя в зале, видела, что я сражаюсь за каждый звук. В перерыве она подошла, взяла скрипку и начала что-то ей шептать. Вы не поверите, но во втором отделении скрипка звучала!

— Существует масса анекдотов о рассеянности скрипачей, когда они забывали свои инструменты. Говорят, Гидон Кремер умудрился оставить скрипку на крыше автомобиля. А с вами что-то подобное случалось?

— Увы, и это характеризует меня не с лучшей стороны. По молодости я забывал свою скрипку и в поезде, и в самолёте… Оправдывает меня только одно: это не были скрипки Страдивари.

Ольга, Лиза, Полина…

С годами неистовый Максим Венгеров стал чуточку спокойнее. Если сравнить его манеру исполнения десять лет назад и сегодня, вы явственно услышите в ней новые тона. Это тона любви.

— Ваша супруга Ольга разделяет ваше увлечение музыкой?

— Моя жена Ольга искусствовед, сестра прекрасного скрипача Ильи Грингольца, тоже из музыкальной семьи. Правда, она не пошла по музыкальной линии, хотя немного играет на гитаре. На момент нашего знакомства с ней Ольга работала в Эрмитаже, она тончайший знаток музыки и великолепный специалист в своей области. Мне очень интересно с ней. И не просто потому, что она моя любимая женщина, жена и мать моих двух дочек.

— Как двух? У вас же одна дочка Лиза!

— Несколько дней назад, 2 июля, в Ницце у меня родилась вторая дочь — Полина. Так что в Ницце я не гастролировал, как думают многие, а просто ожидал появления на свет наследницы.

— От души поздравляю! Вы хотите, чтобы ваши дочки пошли по вашим стопам?

— Это пройденный этап. (Смеётся.) Когда мы ждали Лизу, то были уверены, что это будет мальчик. У всех мужчин в моём роду традиционно рождались сыновья. У моего прапрадеда их было 12! Но неожиданно родилась девочка, на которую до её рождения у меня было очень много планов. Во-первых, она должна знать семь языков. Во-вторых, играть на трёх-четырёх инструментах. Было и в-пятых, и в-десятых…

Но вот появилась Лизочка, и когда я впервые её увидел, все мои планы рухнули как карточный домик! Я понимаю, что как отец должен был быть строгим. Но не могу! (Улыбается.)

— В книге вашей мамы «Педагогический этюд» есть глава «Иглать не буду!». Это дословная ваша цитата в шестилетнем возрасте. А что вы скажете вашим дочкам, если они её повторят?

— Сегодня мне совершенно не важно, пойдут ли Лиза или Полина по моим стопам. Станут музыкантами или нет. Главное — чтобы мои девочки были здоровы и счастливы. Ну а если они выберут музыку, конечно, я буду им помогать.

Похожие публикации