25 мая в 19.00 в Большой гильдии в рамках Дней русской культуры в Латвии — музыкально-поэтическая постановка «Знакомый ваш, Сергей Есенин». Автор и исполнитель этой есенинской феерии — постановщик известных спектаклей и мюзиклов по русской классической литературе, актёр, режиссёр, продюсер из США Рустем Галич.

Рустем Галич хорошо знаком рижскому зрителю по спектаклю «…И рай открылся для любви» (по поэме Лермонтова «Демон»), уже четыре раза сыгранному в Риге, а также по поэтическим вечерам «Мы пройдём через мир Александры» и «Бородино». Накануне рижских гастролей «Суббота» встретилась с Рустемом Галичем, чтобы поговорить о новом проекте, Сергее Есенине, поэзии и вообще за жизнь.

Фамилия и псевдоним?

Откроем страшную тайну: Галич — это не настоящая фамилия Рустема, а его творческий псевдоним.

— Настоящая моя фамилия Енгалычев, это старинный татарский дворянский род, принадлежностью к которому я очень горжусь, — говорит Рустем. — Однако, приехав в Америку, я обнаружил, что американцы такое количество букв просто не в состоянии выговорить. А поскольку в английском спеллинге моя фамилия делится на три части — Ен-галыч-ев, я решил убрать первый и последний слоги. Теперь живу с половиной фамилии.

Многие задают мне вопрос: а не родственник ли я Александра Галича? Отвечаю честно: нет, не родственник! Но однажды после концерта ко мне подошёл один зритель и укоризненно сказал: «Вы неправильно отвечаете, разочаровываете публику. Она хочет вас породнить!» После этого у меня появился шутливый вариант ответа: «Меня так часто спрашивают о моей фамилии, что я уже чувствую себя родственником Александра Галича!»

А замечательная актриса, легенда русского театра Алла Григорьевна Кигель, с которой я много лет дружу в Америке, подсказала мне не менее остроумный ответ: «Ты можешь потупить глазки и сказать: «Моя мама не любит вспоминать об этом». (Смеётся.)

От Москвы до Нью-Йорка

Рустем относится к тому редкому типу людей, которые живут играючи, которым всё удаётся и которым хорошо там, где они есть. Легко покинул родную Казань и приехал в Москву, без труда поступил в Щепкинское училище, потом с той же лёгкостью уехал из России в США, где живёт уже 13 лет…

— У меня срастается всё и везде, — улыбается Рустем Галич. — Приехав из Казани в Москву, я окончил Щепкинское училище, причём дважды: сначала как актёр, а потом как педагог. Работал ведущим на радио и телевидении, учил студентов, преподавая в «Щепке» художественное слово и сценическую речь. Открыл своё рекламное агентство, купил квартиру… Жизнь складывалась совершенно замечательно! Шоколадно, как сейчас говорят…

Но в конце 90-х случился дефолт, экономика пришла в упадок. Многие приуныли, а я… перекрестился! Потому что понял: судьба жёстко ставит меня перед выбором: либо бросать творческую профессию и с головой уходить в бизнес, либо продолжать заниматься любимым делом — творчеством, но смириться с тем, что денег будет немного.

Я выбрал любимое дело и с тех пор ни разу не пожалел об этом. Вероятно, сказались благородные духовные крови, переданные мне в Щепкинском училище моими прекрасными педагогами — Владимиром Сергеевичем Митрохиным и Аркадием Ивановичем Смирновым, который был ассистентом великого Михаила Ивановича Царёва. Кстати, Царёв тоже преподавал в нашем училище, и мне посчастливилось видеть его на сцене.

Предать своих великих учителей я не мог, выбор был сделан, но… какие стихи в дефолт?! В Москве одна за другой закрывались программы и передачи, поэтические проекты трещали по швам: народу, поставленному на грань выживания, было не до художественного слова…

Поэтому в 2000 году я решил взять тайм-аут и уехать в Америку — просто для того, чтобы немного отдохнуть, набраться впечатлений. Однако с отдыхом не сложилось: буквально через неделю после приезда я узнал, что на одной из нью-йоркских радиостанций появилась вакансия. Пришёл и нагло заявил: «Хочу у вас работать». На меня очень странно посмотрели, посадили к микрофону и сказали: «О’кей, посмотрим, что ты умеешь делать». И я начал читать любимые стихи… А после того как замолчал, студия буквально взорвалась от звонков радиослушателей. Меня взяли.

«Нас долго отлучали от стихов…»

Сегодня жизнь Рустема Галича состоит из постоянных разъездов. График гастролей настолько плотный, что в нём трудно найти хотя бы маленькое окошко для передышки: Нью-Йорк, Москва, Рига, Чебоксары, Нарва, Калуга… И снова Нью-Йорк.

— Это мой образ жизни, я уже привык к нему, — признаётся артист. — Больше двух-трёх недель на одном месте высидеть не могу, даже если приезжаю к себе домой в Нью-Йорк — город, который люблю всем сердцем и который меня принял.

Америка действительно стала для меня домом — я был запрограммирован на эту страну. Если бы остался в России, то как артист, читающий русскую поэзию, просто погиб бы. К сожалению, в этой стране искусство звучащего слова утрачивает свои традиции. Уходят корифеи жанра: с нами давно нет Игоря Ильинского, умер Михаил Козаков…

К счастью, живы Сергей Юрский и Алла Демидова, но и они уже в возрасте. А молодых к этому берегу никого не прибило! Причина самая банальная: в то время когда было необходимо передавать мастерство художественного слова из уст в уста, от учителей к ученикам, государство заботили совершенно другие вещи.

В результате образовательная система покатилась в тартарары: драматическое, музыкальное, вокальное образование — всё это сегодня рассыпается, люди уезжают, не выдерживают прессинга… Правда, есть и отрадные тенденции: вопреки тому, что народ долгое время отлучали от стихов, интерес к поэзии нынче огромный! Залы полны: и в Нью-Йорке, и в Москве, и в Риге… Глаза зрителей горят! Хотя некоторые из них даже не знают имён поэтов, которых я читаю…

Танец с розовым шарфом

На спектаклях Рустема, как в доме Облонских, смешивается всё: музыка, поэзия, живопись, танец, видеоряд. И всё же… Жанр, который представляет Галич — или, вернее сказать, в котором он существует, — предполагает в зрителе определённые опыт, образование, умение воспринимать звучащее слово. Кто же эта публика, которая приходит на постановки Галича?

— В Америке ко мне приходят бабушки и дедушки, воспитанные на Качалове и Яхонтове, — такой уникальной аудитории нигде больше нет, — считает Галич. — Им не нужны ни видео, ни танцы, они могут часами сидеть и с замиранием сердца слушать любимые стихи.

Российская публика другая. На моих концертах — и я горжусь этим! — много молодёжи, которая в силу клиповости мышления не представляет себе поэтического спектакля без элементов шоу. Меня это тоже устраивает: внутри я эклектичен, люблю мешать музыку, слово, танец… Если это делать с чувством меры и вкусом, то оказывается, что можно получить очень неожиданный и интересный результат. Например, в рижском спектакле по Лермонтову мы соединили орган, электрогитару, виолончель, живопись, хор. И, как вы помните, было неплохо.

В новой постановке «Знакомый ваш, Сергей Есенин» тоже будет много необычного. Песни поэта прозвучат в исполнении джазового коллектива Mirage Jazz Orchestra под управлением Лауриса Амантовса, поскольку джаз — это органичный элемент времени, в котором жил Сергей Есенин. Ваша замечательная певица Ольга Пирагс споёт романсы. А прекрасная балерина Александра Астреина, с который мы дружим ещё с «Демона», исполнит знаменитый танец Айседоры Дункан с розовым шарфом… И, конечно же, я прочту есенинские стихи — тонкие, пронзительные, лиричные.

Причёска а-ля Есенин

Обращение к Сергею Есенину для Галича не каприз и не случайность. Рустем читает только тех поэтов, которых любит. И уверен в том, что как у каждого из нас свой Пушкин, так с Есениным: каждый ищет в творчестве этого поэта что-то своё. И непременно находит!

— Включить Есенина в свой репертуар я порывался ещё в Щепкинском училище, — рассказывает Галич. — Однако меня тут же ударили по рукам. «Посмотри на себя в зеркало, — строго сказала мне педагог. — Какой же ты Есенин? Он должен быть светловолосым, голубоглазым…»

Но вот однажды в Америке после есенинских чтений ко мне подошёл дедушка лет восьмидесяти, бывший одессит. И сказал: «Вы так похожи на Сергея Александровича! Особенно причёской…» «А вы откуда знаете?» — спросил я.

Дед рассказал мне чудную историю. Ему было 10 лет, когда по Одессе пронёсся слух о том, что Есенин с Айседорой Дункан отправляются из Одесского порта в путешествие. И мальчишки всей ватагой бросились смотреть на «живого поэта». К порту двигалась целая процессия: впереди череда слуг, которые несли чемоданы, а сзади — очень красивая женщина и молодой человек с озорными глазами. «И с точно такой же причёской, как у вас! Это был Есенин», — закончил свой рассказ зритель.

Конечно же, я не воспринял этот рассказ всерьёз, потому что знаю: я ничуть не похож на поэта. Но ведь я и не пытаюсь играть его на сцене! Моя задача: передать зрителю собственное ощущение от этого образа и напомнить великолепные есенинские строчки. Я лишь слегка прикасаюсь к образу поэта. Читаю так, как чувствую…

Первое представление «Знакомый ваш, Сергей Есенин» прошло в Нью-Йорке, второе — в Калуге. И после каждого из них зрители говорили, что хотели бы ещё послушать Есенина. Надеюсь, что и Рига выйдет из-за поэтического стола с чувством лёгкого голода, который станет залогом новых встреч с великим поэтом.

Уверен, что даже люди, которые не знакомы с творчеством Есенина, не пожалеют о том, что пришли на мою программу. Они обретут ещё одно прекрасное знакомство, о котором будут помнить всегда.

«Нам нравятся поэты, похожие на нас»

— Рустем, вы часто читаете на концертах Пушкина. И не мне вам рассказывать, что Пушкин — наше всё. Однако в Риге нашлись люди, которые выступали против установки памятника великому поэту. Мол, к чему монумент, если Александр Сергеевич никогда не бывал в Риге? Что вы думаете по этому поводу?

— Я в недоумении: как можно выступать против наследия мирового значения? На земном шаре не так много поэтов, которые передают миру универсальный мессидж, и Пушкин один из них.

Александр Сергеевич подарил нам язык, на котором мы сегодня общаемся. В допушкинскую пору считалось, что чем больше искусственности, напыщенности — тем лучше. А Пушкин начал писать простым человеческим языком. И тем, что мы сейчас разговариваем совершенно просто, мы обязаны Пушкину. Это во-первых.

Во-вторых, именно Пушкин заложил кирпичики в фундамент драмы, прозы, детектива, романа. И именно с его лёгкой руки эти жанры стали развивать последующие поколения литераторов.

Наконец, перечитывая Пушкина, понимаешь, что нет ни одной темы, которой поэт не коснулся бы. Когда в душе у тебя возникают вопросы, ты берёшь томик Пушкина и находишь ответы. Ну а если не ответы, то хотя бы те же вопросы, которыми ты мучаешься. И сразу становится легче. Уж если Пушкин терзался теми же сомнениями, то и нам не грех.

— Как вы выбираете произведения для своих постановок?

— Знаете, у Бальмонта есть стихотворение, которое начинается со строчки: «Нам нравятся поэты, похожие на нас». Я думаю, он абсолютно прав. Каждый человек несёт в себе какую-то определённую вибрацию. Я выбираю тех поэтов, с которыми вибрирую на одной волне, которые созвучны моей душе. В основном это классическая поэзия. Возможно, потому, что я своими вибрациями нахожусь где-то в прошлом или позапрошлом столетии: мне близка поэзия Золотого и Серебряного веков.

— Но Золотой и Серебряный века в поэзии давно закончились, а на смену им ничего не пришло. Почему, как вы считаете?

— Не согласен с вами! Стык веков всегда вызывает резкий интерес к поэзии. Сначала был Золотой век, потом Серебряный… А сейчас мы переживаем Бронзовый век поэзии. Просто не знаем об этом и оценим его только тогда, когда он закончится.

Похожие публикации