Лауреат Каннского кинофестиваля режиссёр Сергей Лозница представил в Риге картину «В тумане», которая снималась в Латгалии. В планах — снять здесь же фильм про Бабий Яр.

Сюжет нового фильма Лозницы основан на одноимённом романе Василя Быкова. Благословение на работу от знаменитого писателя режиссёр получил по телефону — Быков тогда уже переехал во Франкфурт-на-Майне. Увы, до премьеры писатель не дожил, но вдове писателя картина очень понравилась. А кинотеатр «Минск» в центре белорусской столицы впервые со времён независимости претерпел три аншлага.

Белоруссию нашли в Латгалии

Действие «В тумане» происходит во время партизанской войны в оккупированной немцами белорусской глубинке. Так случилось, что эту самую глубинку режиссёр не нашёл в родной Белоруссии (Лозница родом из Барановичей), зато обнаружил её во всей первозданной красе… в латгальской деревне, всего в получасе езды от Даугавпилса.

Режиссёра покорило сочетание аутентичности времён 40-х годов («В Белоруссии такие места давно застроены») и первозданности природы при хорошем состоянии дорог («Что необходимо для поставки дорогой немецкой техники»). Тут же, в Латвии, нашлось и всё необходимое для успешной организации съёмок, которые были проведены в рекордные сроки — 27 дней. Плюс два месяца на подготовку.

Съёмочная бригада жила в Даугавпилсе и каждый день выезжала на натуру, которая была в 30 минутах от города, рядом с заброшенной железнодорожной станцией. Ради искусства пришлось разобрать по досочке деревянный дом в одном месте Латгалии, перевезти его в более подходящее для съёмок место и построить по новой. К работе над картиной были привлечены несколько сотен местных жителей, в том числе 128 в качестве статистов, типажей белорусской глубинки, что при нынешней безработице сделало киношников настоящими героями края. Люди старались помочь чем могли — вплоть до предложений о поставках дешёвого контрабандного бензина, от чего честным апологетам самого важного из искусств пришлось отказаться.

Полный бюджет картины, в который вложились пять стран — Латвия, Россия, Белоруссия, Голландия и Германия, — составил 2,1 млн. евро. Примерно половина денег — немецкие. Латвия вложилась поскромнее: 65 тысяч латов — от Национального киноцентра и 64 683 лата — от Рижского фонда фильмов, который вернул 13 процентов затрат, сделанных киношниками в столице. Режиссёру так понравилось сотрудничество, что он планирует и свой следующий фильм про Бабий Яр снимать здесь.

«Немцам война уже не интересна»

— Ваши фильмы вызывают очень тяжёлые мысли — просто жить не хочется. С учётом того, что жизнь наша и так нелегка, может, не надо так мучить людей?

— Мне развлекать не интересно. Не то время. Могилы вопиют! Начинаешь архивы смотреть, хронику… Как с этим быть?

— Вы живёте в Германии. У вас немецкий продюсер. Там интересна эта военная история?

— Честно? Нет. Я написал сценарий в 2002 году, но продюсер отказал — сказал, что интереса инвесторов нет. Только после успеха первой картины «Счастье моё» мне удалось запустить и этот фильм.

— Как западные зрители приняли вашу новую картину?

— Каждый человек по-своему. Я не люблю обобщать. В Каннах аплодировали минут десять — приятно. В Германии зрителей было немного, зато во Франции сборы в семь раз больше, но это связано не с интересом к войне, а с интересом к кино. Там каждый четверг 10-15 премьер, и на все люди ходят. На самом деле, на Западе тема Второй мировой уже неактуальна. Все архивы открыты и доступны — каждый может узнать всё ему необходимое.

«Упрощения и штампы выгодны политикам»

— В Латвии Великая Отечественная война продолжается до сих пор. До сих пор здесь есть деление на «красных» и «нацистов», да и на Западе националистические партии снова набирают обороты…

Эти края — территория коллаборационизма. Здесь с врагом-освободителем или освободителем-врагом (в зависимости от того, кто как думал) жили три-четыре года, и каждый выживал как умел. Война тут продолжается потому, что эта мысль не была рассмотрена серьёзно…

Если мы говорим о нацистах, то, на мой взгляд, на расовой теории можно давно поставить точку. Тут даже спорить не о чем. Вряд ли возможно научно обосновать, что какая-то одна нация выше другой. Сегодня я не вижу в Германии почвы для ростков нацизма. И не думаю, что его возрождение возможно. Насчёт остальных стран… Когда приезжаешь в конкретное место и начинаешь там жить, то картина сильно меняется по сравнению с той, что курсирует в Интернете. Любые упрощения и штампы очень выгодны для политиков, чтобы ими манипулировать.

— Как местный житель утверждаю: в Риге 16 марта, в день памяти легионеров, каждый год происходит столкновение «фашистов» и «антифашистов»…

— Надо разобраться в истинных причинах, зачем люди выходят на улицу. Зачастую люди выходят по одной причине, а прикрывают это другой… Именно по той, другой, причине начинается столкновение, а после столкновения и, не дай бог, крови, уже ничего не докажешь. Увы, так в нашей истории было много раз. Например, с чего началась финская война? Формальная причина, что СССР был обстрелян со стороны Финляндии. Никто в этом разбираться не стал — начались военные действия. Уже после войны финны доказали, что это была провокация. Но было поздно…

— Там и так всё шло к войне…

— Провокация срабатывает там, где сознание готово её воспринять… Это проблема ущемлённого сознания. Увы, это и по сей день большая проблема для России. Существуют неопровержимые, документально подтверждённые данные, что Сталин лично подписал расстрельные списки на 42 тысячи человек, которых назвали врагами народа. Это чистейшие убийства — без суда и следствия. Но при этом 45-50 процентов населения России согласны с тем, что Сталин был… самым значительным и эффективным политиком и менеджером.

У людей нарушена логическая цепочка. Их спрашивают: вы за то, чтобы продолжать чеченскую войну? Да, я за. Но если тут же их спросить: вы готовы послать туда своего сына? Ответят: нет. Где логика? Здоровое сознание не может поощрять права других людей, даже пусть с позиции тирана, убивать. Это болезнь.

— Думаете, что немцы уже вылечились от этой болезни? Нацизм ведь тоже оправдывал убийства…

— Это очень непростой процесс. Германия в этот мрак погружалась не за один день. Тоже был долгий путь провокаций, выстраивания нацистского государства, даже язык менялся… Скажем, страшное слово «убийство» превратили… в «ликвидацию», «зачистку». «Чистить» — вроде звучит хорошо?! Слово — то же оружие. Но после войны в Германии была денацификация, был Нюрнбергский процесс, который признал нацизм преступлением. Конечно, это не значит, что страну очистили на 100 процентов, но, не дай бог, вы поставите где-нибудь памятник Гитлеру — сразу окажетесь в тюрьме. А вот Сталину пытаются.

Получается, что Россия всё время идёт вперёд с глазами назад. Это бесперспективно. Надо разобрать ключевые вопросы и принять по ним решения, публично назвать вещи своими именами (скажем, убийство — убийством, а не зачисткой от классово чуждых элементов) чтобы подобные ужасы уже не повторялись. А потом смело идти вперёд. Иначе всё время будет возможен откат назад — к подходу «Мы столько-то жертв принесём, зато такое построим!». Не построим.

Поможет метод Мюнхгаузена

— Вам не кажется, что даже русские, живущие на Западе, не говоря уж о коренных жителях западных стран, Россию видят несколько по-иному, нежели россияне видят эту жизнь изнутри? Может, в России не так всё мрачно и безнадёжно, как в вашей картине «Счастье моё»?..

— Я не сказал бы, что живу на Западе. В Берлине я бываю от силы три месяца в год, а так постоянно перемещаюсь по всему миру. А восприятие зависит от конкретного человека: его воспитания, образования, психотипа… Я 40 лет провёл в общем российском бэкграунде. Насчёт мрачности… Ни один фильм никогда не отражает реальность. Конечно, в России есть не только продажные менты или малолетние проститутки, а есть и чудесные таёжные староверы, живущие в ладу с собой и природой. Но цель картины не показать реальность, а выстроить модель пространства, которая заставит человека думать на важную тему. Мой фильм «Счастье моё» — предупреждение о том, к чему можно прийти, если ничего не предпринимать, не взять себя за волосы и не вытянуть наверх, как барон Мюнхгаузен. Вот вам одна цифра: после Второй мировой в России было 500 000 беспризорных детей, сейчас — полтора миллиона. Мне это не нравится. А вам?

— Может, если показывать на Западе фильмы про чудесных таёжных староверов, то Россия быстрее перестанет быть эдаким монстром в глазах западных людей и откроется миру?

— К тому, что происходит в России, Запад не имеет отношения. В Германии о России вспоминают, лишь если там что-то взорвалось или кого-то судят. А так в западном сознании, кроме людей которые профессионально интересуются Россией или любят Достоевского, её практически не существует. Ровно как и россиян не особенно волнует жизнь Германии, пока там не завёлся какой-нибудь каннибал.

— Ваш новый фильм расскажет о Бабьем Яре — почему выбрали такую тяжёлую тему?

— Потому что она очень закрытая и задвинутая. А я вырос в этом месте, где в немецкую оккупацию расстреляли 30 тысяч мирных еврейских жителей. Мне важно понять, как такое могло случиться. Очень важно…

Похожие публикации