Музыкальная карьера Юрия Шевчука насчитывает уже больше трех десятков лет. «Комсомолка» побеседовала с культовым артистом в канун его дня рождения.

— Юрий Юлианович, поздравляем! Планируете закатить пир на весь мир?

— Нет, у нас сейчас концерты на носу в Москве, в Питере. Поэтому идут репетиции. Не до этого. Да чего праздновать? Я уж давно не праздную. Праздник хорош, когда в душе. А здесь чему радоваться? Еще на год ближе к вечности, если она предстоит. Но это вообще радостная штука. Очень интересно узнать, что это такое. Как говорил, по-моему, Гете, я хочу умирать долго, чтобы полностью ощутить, осознать этот переход.

— Протестные акции, которые захлестнули столицу… Вы ходили на митинги, пели со сцены. Если протест превратится в «левый марш», как вы на это отреагируете? Поддержите такое развитие событий?

— Я не знаю, по обстоятельствам. Я буду обо всем думать, все анализировать, как обычно. И принимать собственное решение. Привык думать своей головой. Полностью, как говорят футболисты, видеть поле, чтобы не загнать мяч в собственные ворота.

— Рок — это обязательно протест?

— Я просто говорю о том, что это прекрасно. Главная проблема — нет творческой атмосферы в стране. Меня это не устраивает. Вот эти люди, которые вышли на «Марш несогласных», жаждут нового. Творчество подразумевает слово «свобода». Без свободы творчества нет. Об этом писал еще Бердяев. Только свободный человек придумал колесо, разжег огонь, попытался взлететь в небо или проплыть под водой.

— Как-то Никольский сказал: пускай новые песни пишет тот, у кого нет хороших старых. Что думаете об этом?

— У меня сейчас четыре песни в работе. Без творчества жизнь становится банальной, серой, механистичной. А музыка, поэзия — как раз те вещи, которые и расширяют пространство, как писал Бродский. Ты чувствуешь объем. Ты до- страиваешь этот божий мир. Ты демиург, творец.

— Вы никогда не задумывались о наставничестве, о преемнике?

— Нет, не задумывался. Что-то я к этому не готов. К нам на концерт приходят молодые ребята. Мы сейчас Сибирь проехали. Куда-то нас не пустили. Но в основном-то ведь хорошо было. И было очень много молодежи. Смотришь в эти глаза, ждущие света, иногда стыдно даже, что от тебя его мало исходит.

— Отмена концертов в Кемерове, Тюмени, Омске… Ваши выступления начали вырезать из эфиров почти 30 лет назад, но вы не унываете. Бывают ли моменты, когда руки опускаются?

— Когда ты живешь в суете материальной… Допустим, когда ты полностью отдаешь себя социальной борьбе, ты находишься на такой поверхности, где масса обломов, каких-то неприятностей, проигрышей или побед маленьких. Ты в суете, в этом социуме, среди людей — прекрасных и не очень, — пытаешься сделать что-то свое, свою идею реализовать. Ты бьешься, отмахиваешься, приседаешь, иногда по-пластунски ползешь, иногда бежишь под каким-то ментальным обстрелом — это один способ существования.

Но когда ты при этом еще чувствуешь нечто большее, как БГ пел, «сны о чем-то большем», — вот это не дает тебе возможности унывать.

Потому что понимаешь, что за этой суетой есть огромная глубина мира. Есть промысел Божий, есть чудеса просто. И эти прикосновения, простите за пафос, к вечности не дают унывать. Ты чувствуешь такую мощную энергию, которая есть сердце мира нашего. И к своей борьбе ты относишься уже не так фанатично. Философски… Подвергаешь сомнению идеи, которым служишь. Потому что ты понимаешь, что есть нечто большее, огромное, удивительное и необъяснимое. Когда человек соприкасается с такой глубиной, он не унывает.

«Не зря небо коптишь»

— Имидж многих артистов предполагает броские костюмы, вы же — полная противоположность. Неизменный черный свитер, джинсы — аскетичный образ. А когда-то Forbes записал вас в миллионеры. Вас это обидело…

— Я не обиделся. На дураков не обижаются. Просто удивился. У меня еще много долгов, связанных с новой программой. Я их потихонечку отдаю. Мы сейчас единственная группа, которая возит звук, свет. Мы всю Сибирь протащили три трейлера с аппаратурой. Это же огромные финансовые расходы. И, конечно, гонорары у нас гораздо меньше, чем у наших коллег, в результате. Но зато нам не стыдно перед публикой. У нас великолепного качества концерты. Из Москвы три трейлера с аппаратурой протащить до Читы. Это дорогого стоит.

— Расходы на проведение концертов едва ли не больше доходов от них?

— Это в сто раз больше, конечно. Но главное — есть серьезное творческое удовлетворение, когда люди говорят в Чите, в Улан-Удэ или в Новосибирске: «Мы такого никогда не слышали и не видели».

Это утешает, что ты не зря небо коптишь. Это главное. Человек должен жить хорошо. Это стремление человека жить комфортно я уважаю. Но это всего лишь часть нашего быта — комфорт. А не смысл существования.

— Мещанство…

— От колбасы никуда далеко не убежишь.

— В армию, где падают ракеты, где солдаты строят дачи генералам, где не изжита дедовщина, вы отправляете служить сына Петра. Что хотите этим сказать?

— Я хотел, чтобы он выполнил долг гражданский. Честно смотрел людям в глаза. С другой стороны, я его отдал все-таки в дружественную армию, к отцам-командирам, с которыми знаком и которые не допустят никакой дедовщины и так далее.

Он служил честно, строго, как все, без всяких поблажек. Но там была какая-то справедливость.

— Вы приезжали к нему не раз…

— Конечно, приезжал. Я не отдал бы его просто в поле. Где Петра за водкой гоняли бы деды. В армии действительно проблем очень много. Так же, как и везде. А где их нет сейчас? Поэтому и подросла молодежь, которая желает их решать.

О любви и милосердии

— «Евровидение». Финны поломали формат классическим хард-роком. Мы решили ударить фольклором. Может быть, рок мертв? Почему народ не доверяет отечественным рокерам представлять страну? Или вы сами не хотите?

— Как-то я к «Евровидению» скептически отношусь. Неважно, как они себя называют — рок или фольклор, — но это все попса в основном, живущая по законам шоу-бизнеса. А мы живем, смею надеяться, по другим законам. Что мне там делать, на этом «Евровидении»? Я также себе не представляю ситуацию: на каком-нибудь корпоративе, где народ бухает, а я у трубы вихляю бедрами. Я не могу себе это представить. Потому что мои песни про другое. Что людей мучить на «Евровидении» своими песнями? Они хотят легкого, гламурненького позитива.

— Что думаете о Pussy Riot?

— Именно потому, что я православный человек, считаю, что Pussy Riot, этих девчонок, надо срочно выпускать из застенков. Это мое мнение верующего человека. Потому что любовь и милосердие — это и есть христианство. Я настаиваю на этом. Как-то был такой же случай: украинская феминистская группа забрались как-то на храм Святой Софии, на колокольню. И там тоже плясали. Священники, конечно, осудили этот поступок. Но никому в голову не пришло требовать, чтобы их сожгли на костре. Потому что это не христианство уже — это политика. Кстати, после этого случая доброты количество прихожан в украинских храмах увеличилось.

— Ну и напоследок. В вашем плотном гастрольном графике остается время на рисование? Ведь вы по профессии художник?

— Впервые за тридцать лет с тех пор, как окончил Худграф, я неделю назад написал три работы маслом. Как-то захотелось. Я написал пейзаж и портрет. И еще что-то.

«Молодец, Юрка, сильно сделано!»

В юности отец Юлиан Сосфенович часто называл Юру маменькиным сынком. Он не обижался, ведь именно мама Фания Акрамовна привила ему любовь к прекрасному. Благодаря ей он поступил учиться на художника. Поначалу мама не слишком приветствовала увлечение сына музыкой, но после песни «Не стреляй», которая заняла первое место на конкурсе (который, кстати, проводила «Комсомолка»), она изменила свое мнение. Ну и папа пошутил-пошутил да перестал. Слушает альбомы сына и резюмирует: «Молодец, Юрка, сильно сделано!»

Недолгое счастье

Они познакомились весной 1983 года в Уфе: ей было всего 17, и она мечтала стать актрисой. Эльмира Бикбова без памяти влюбилась в худого очкарика Юру Шевчука, который пел и играл на гитаре в группе со странным названием «ДДТ». Когда перебрался в Питер, Эля поехала следом. В 1987 году она родила Петра. Но их счастье было недолгим. В 24 года Эля умерла от рака. Юра сделал все возможное: доставал лекарства из-за границы, жену оперировали лучшие онкологи, но спасти ее не удалось. Шевчук так и не смог смириться с утратой. До сих пор пребывает в статусе вдовца. На последнем уфимском концерте в 2011 году Шевчук пел «Когда ты была здесь» и украдкой смахивал слезы.

Сына воспитывает без сантиментов

Сегодня сыну Шевчука Петру уже 25 лет. У музыканта есть еще и младший сын Федор, который родился в 1997 году от актрисы Марьяны Полтевой (сейчас он живет с мамой в Австрии). А Петр снимает квартиру в Питере. На собственную пока не заработал. Сына Шевчук воспитал без сантиментов, отдал в Кронштадтский кадетский корпус. Правда, военным Петр так и не стал — увлекся компьютерами. Папа в шутку называет его «придаток к «Эппл».

 

Похожие публикации