Новый рассказ известного российского актера, писателя и музыканта, бывшего рижанина Владимира Качана нам передал для публикации его друг Михаил Задорнов. Мы с радостью представляем вам тонко выписанную историю о женской любви, одиночестве и непростом человеческом счастье.

Первая попытка стандартным способом избавиться от одиночества окончилась полным провалом.

Попытки — хотя бы познакомиться — со вторым кандидатом Катя делать не стала и дала себе слово не посещать дискотек, вечеров «Кому за 30» и не пользоваться клубом знакомств на сайте «Одноклассники», в котором реальных одноклассников процент ничтожный.

Трехлетний роман

Я познакомился с ней тогда, когда однажды ранним утром решил все-таки выяснить, кто же так исступленно зовет голубей. Я вышел во двор и пошел на крик. В окне я увидел молодую, как мне тогда показалось, женщину в нижнем белье, которое могла надеть только особа, принципиально не желающая никого соблазнять. Она, в свою очередь, заметила меня и страшно смутилась… А как иначе: увидеть ее без макияжа, да еще в таком белье с вышитыми сердечками! Ужас!

По окну я вычислил подъезд и квартиру и поднялся. Любознательность была главным мотивом моего поведения. Она открыла дверь сразу. Вблизи я увидел уже не столь молодую женщину, а в ее глазах — трогательную смесь беспомощности и готовности дать отпор, униженности и гордости. Передо мной стояла женщина с усталым лицом и помятыми губами, но все еще красивая.

Мы помолчали. Секунд 10 мы молчали, глядя друг на друга, — я на лестничной площадке, Катя — из-за двери, не пропуская меня в квартиру. И правильно, с какой стати…

Опуская все подробности прелюдии, скажу сразу: мы сошлись. Как это ни покажется безнравственным, сошлись в тот же день. И более того, как ни покажется кому-то еще безнравственнее — в тот же час… Страшно признаться, рискуя прослыть нам с Катей не только безнравственными, но даже где-то развратными людьми, все равно скажу: через 15 примерно минут.

Я — отчасти из жалости, Катя — отчасти от тоски. Но лишь отчасти, потому что мы все-таки друг другу понравились. И, наверное, несправедливо опускать подробности, то, чем именно были наполнены те самые 15 минут…

В омут головой

Диалог наш происходил как стремительная цепная реакция, ведущая к сближению, и предотвратить ее стало невозможно уже через пять минут общения.

Итак, Катя открыла дверь и, повторяю, будто ждала, надела поверх своей смешной ночной рубашонки миленький такой цветастый халатик, что в какой-то мере нивелировало угрюмое выражение лица и настороженность глаз.

После недолгого взаимоизучающего молчания я начал диалог, который ну никак не предвещал постельной сцены через очень короткий промежуток времени.

— Вы так громко и настойчиво зовете голубей, — сказал я, улыбаясь, — а они, видимо, не летят, что мне захотелось как-нибудь компенсировать их отсутствие и самому слететь к вам на подоконник за крошками.

Катя, не меняя выражения лица, в упор смотрела на меня с немым вопросом: хочет познакомиться или обидеть? Но с упорством одержимого навязчивой идеей остолопа я все-таки докрутил чугунную метафору до конца, сказав:

— Но за неимением крыльев, ибо «рожденный ползать летать не может», решил приземлиться у вашего порога.

Мое дурацкое бездарное упорство опять простили. К тому же Катя сказала:

— Входите же и прекратите немедленно этот гламур в спальном районе Москвы.

Я вошел, захлопнув за собой дверь.

— Вот тапки. Тапки сына, — предупредила Катя возможные вопросы и тем самым расставляя нужные акценты. — Сыну 14 лет. Он у бабушки. Других мужчин в доме нет. Чаю хотите?

То есть на все незаданные вопросы она уже ответила. Сразу! И мне, стало быть, с той же исчерпывающей откровенностью теперь следовало признаться, что меня интересуют не голуби, а она сама и, следовательно, чаю я очень хочу.

Мой формат

Когда Катя предложила мне присесть и пошла на кухню, я посмотрел ей вслед и в который раз подумал: ну почему мне всегда нравились худенькие, грациозные, гибкие женщины; ну почему мне никогда не нравились пышные формы и большие груди, от которых многие мужчины прямо-таки балдеют? Очень большие колышущиеся при ходьбе груди обидно намекают, с моей точки зрения, на справедливость теории Дарвина о происхождении видов, указывают на прямое назначение этих грудей: вскармливанье детенышей, источник их питания, молочный резервуар, вымя.

Аккуратный размер груди неужели не привлекательнее? А мужики многие аж пританцовывают: ах, четвертый размер! Ах, пятый! И причмокивают при этом… Не иначе глубоко скрытая память о своем младенчестве…

Словом, натурщицы живописца Рубенса не мой формат. А вот Катя была мой. Ну, может, для идеала ей и не хватало килограммов пяти, но это, в конце концов, дело наживное.

Пока я думал так, она уже вернулась, поставила поднос на стол, сняла с него блюдечко с клубничным вареньем, печенье и сказала: «Угощайтесь…»

И так мы молчали, наверное, с минуту. И вдруг Катя резко наклонилась ко мне и поцеловала. Губы ее были мягкие и теплые. Она с немым вопросом посмотрела мне в глаза… И прочла то, что хотела: что я удивлен, но не возражаю.

И тогда она медленно приблизила лицо к моим губам и поцеловала уже не бегло и пробно, а посущественнее. И мне это понравилось еще больше. А потом Катя сказала одно только слово, полувопросительно: «Пойдем?..» И я так же серьезно и едва заметно кивнул. И она повела меня в спальню.

А там я увидел и почувствовал, насколько голодна Катя в отношении любви, ласк и близости с мужчиной. Катя держала дистанцию и там. Излишняя страсть может не понравиться так же, как и излишняя холодность, а Катя, я видел это, желала нравиться мне. Когда все кончилось и Катя вскрикнула в этот момент как подстреленный зайчик, мы лежали рядом, не прикасаясь друг к другу и соображали, что же с нами такое произошло.

Любовь по четвергам

А потом я протянул Кате руку поверх одеяла и представился: «Миша». Катя не глядя пожала мне руку и сказала: «Катя». И тут мы оба расхохотались так, как будто ничего смешнее мы в жизни не видели. Именно в этот момент я почувствовал, что наш интим не банальное соседское приключение, а нечто другое, что надолго.

К слишком серьезным отношениям я не был готов, живя в другом подъезде с семьей, но с удовольствием принял такую форму общения, которую потом назвал эротической дружбой. У нас оказалось так много общего: и вкусы почти одинаковые, и чувство юмора, и писатели любимые… Да и Катя потом, узнав о семье в другом подъезде, сказала: «Ну и что? Надо довольствоваться тем, что есть. И радоваться даже малому».

Вот мы и радовались. Около трех лет. Но три года — это какой-то фатальный срок для таких связей. Дальше любая женщина начинает осознавать, что будущего нет у этих отношений. Все одно и то же. Он приходит. Постель. Ласки. Разговоры. Потом: «Ого! Ну, мне пора. Давай в следующий четверг. У тебя что? И я где-то днем смогу освободиться, хорошо?»

И через три года начавшийся роман вырождается именно в соседский банальный адюльтер из анекдотов. Он разводиться не собирается. А дальше-то что? Если посмотреть еще дальше, то что мы видим?

Допустим, прорыв из тупика состоялся: он там развелся, вы тут поженились, ребенок от любимого тоже появился… Ну? А теперь-то что? Где теперь интересное будущее? Или опять будет рутина, только семейная? Бывают, разумеется, женщины, которым чихать на это самое будущее. Они планов не строят, они живут с тем мужчиной, которого любят, хоть по четвергам, хоть по пятницам. Но таких единицы. Они исключение из правил.

Мужчин-любовников такое положение дел устраивает. Очень удобно. Но потом все же обижаются, когда их бросают. Как же так, они же привыкли, что их любят, что они свет в окошке, единственное сокровище, — и вдруг на тебе!

Катина мечта

Вот такому анализу подверг я в свое время Катину любовь. Но первое время было классно! Как нам было нескучно вдвоем, сколько нового узнала она! А сколько нового узнал я! Я ведь жил в определенной среде, в которой стеб и цинизм были делом настолько привычным, что какие-то вечные ценности позабылись и стерлись. Катя иногда возвращала меня к ним. Например, как-то раз она спросила, глядя куда-то в сторону: «Миш, а Миш, а у тебя есть мечта?»

Разговор происходил в одном маленьком московском кафе… Официантка принесла нам кофе, причем на каждом блюдечке с одной стороны были красиво расположены несколько кофейных зернышек, а с другой стороны — цветочек, маленькая розочка. И, видимо, такое внимание очень подкупило Катю, настроило на определенный лад и привело ее к очень личному вопросу:

— Миш, а у тебя есть мечта?

Я растерялся. Никто и никогда не задавал мне такого вопроса, и я даже не знал, что ответить. Я хотел бы ответить искренне, честно, но, ей-богу, не знал, что. Стал думать. И понял, что настоящей, конкретной мечты у меня нет. Более или менее сильные желания? Да, были. Но никогда я не называл их мечтой. А может, мечта на то и мечта, что недостижима.

После размышления я признался Кате:

— Знаешь, пожалуй, нет у меня мечты. Желания есть, а мечты нет.

Я даже виновато как-то сказал, как о тайном физическом недостатке. А Катя вдруг очень-очень серьезно посмотрела на меня и молвила не без гордости:

— А у меня есть…

Я молчал и ждал продолжения. Потемневшие глаза Кати подчеркивали важность момента и придавали ее ответу прямо-таки сакральный смысл. Она сказала:

— Я вот в один прекрасный день задала себе этот вопрос. Подумала: вон мне сколько лет уже, а я все без мечты живу… Я ходила по квартире и думала. Придумаю что-нибудь и через секунду — нет, не то. И знаешь, в конце концов я поняла, какая у меня мечта…

Катя замолчала и посмотрела на меня с некоторым опасением: отнесусь ли я с должным вниманием к ее мечте, не буду ли смеяться? Не увидев в моих глазах ничего, предвещающего плохого, а только пристальное участие, Катя произнесла:

— Мир во всем мире.

Я поперхнулся глотком кофе. Смеяться было нельзя, да и зачем. Радоваться надо, что на свете сохранились такие чистые и наивные люди. Без налипшего на них слоя бесстыдства и неверия, сопровождающего нас во всей нашей сегодняшней жизни. Будто явилась Катя на миг из середины прошлого века, из выцветших фотографий наших родителей, «девушек с веслом», открыток «Привет из Сочи!», из любви и веры в скорую победу коммунизма. Вместе со скучным словом «порядочность»…

И остро почувствовал я в эту минуту, что когда совсем исчезнут такие, как Катя, вот именно тогда и должна наступить окончательная фаза Апокалипсиса.

Сначала был короткий позыв хохотнуть. Но сразу вслед за этим не- ожиданный спазм в горле… и потребность спрятать глаза.

— Что ты? — забеспокоилась Катя. — Ты плачешь?

Я улыбнулся через силу, встал и обнял Катину голову, спрятав лицо в ее волосах. И какого черта стыдиться сентиментальности, если она не что иное, как драгоценнейшая способность быть растроганным! Редчайшая.

Вот так прошло три года. Катя через какое-то время почувствовала, что она, конечно же, нужна мне, но все-таки не так, как хотелось бы молодой и привлекательной женщине, которая вправе рассчитывать на большее, на другое внимание и другую привязанность своего мужчины. Да и «свой» ли он, этот самый мужчина? Нет, видит Бог, я не хотел никакого расставания с нею, но когда все катится словно по инерции, по заведенному распорядку, ситуация становится опасной, готовой к взрыву.

Скучная обыденность наших встреч давила на Катю, лишала свободного дыхания настоящей любви. Встречались утром или днем, когда у сына были занятия; мне вечером нужно было возвращаться домой. А ей предстояло оставаться одной…

В общем, наши слишком простые отношения, уже давно без тени романтики, мне были вполне удобны и приятны, а вот романтичную Катю они не устраивали…

Катина цельная наивная натура, ее старомодная порядочность не могли допустить долгого внебрачного сотрудничества.

И она решила порвать. То лето стало летом нашего финала. Наивность Кати проявилась и в момент прощания. Она постаралась сделать его драматичным. А я, который и сам не знал, как закончить деликатно, должен был ей подло подыграть.

Катя позвонила и голосом, сулившим неприятности, запинаясь и мучаясь, сказала, что нам надо серьезно поговорить. Когда кто-нибудь сообщает, что надо серьезно поговорить, у меня за пазухой возникает тоска.

— Можешь ко мне прийти в 19 часов? Я купила вина. Испекла яблочный пирог.

«Торжественно, — подумал я. — В таких случаях сообщают либо о беременности, либо о разрыве». Я склонялся ко второму варианту, ибо такой человек, как Катя, никогда не опустился бы до дешевого ультиматума: либо твой развод, либо ребенка не будет…

Похожие публикации