Книга «Черновики будущего» пролила свет на самые спорные моменты из истории Латвии. 

Первый том «Черновиков», охвативший события 1934-41 годов, вышел в прошлом году и сразу побил все рекорды продаж, обогнав в списке бестселлеров даже дамские романы и детективы. На днях вышел в свет том второй — о событиях в Латвии в 1941-47 годах, и в ближайшие дни книга появится на полках книжных магазинов.

«Суббота» встретилась с Александром Васильевым, директором Балтийского форума — издателя книги, и попросила обозначить и развеять (или, наоборот, подтвердить) самые популярные мифы об истории Латвии.

Миф. Жители Латвии активно сопротивлялись советизации с июня 40-го года.

— До июня 41-го года никакого открытого сопротивления советизации в Латвии фактически не было. Если после октября 1917 года, в первые месяцы советской власти, госаппарат Российской империи отказался выполнять решения большевистского правительства и устроил забастовку, то в Латвии летом 1940 года никаких забастовок госслужащих не было. Все оставались на своих местах и до сентября выполняли все решения новой, советской власти. Даже большая часть архива политической полиции был передана в полной сохранности работникам НКВД. И совершенно добровольно.

Конечно, недовольство исподволь зрело, ведь новая власть сразу национализировала крупные предприятия, домовладения и банки, потом средние, а затем взялась за совсем уж небольшие магазинчики и частные фирмы.

Лишившиеся собственности жители были, конечно, не в восторге от новой власти. И они стали благодатной почвой для эффективной работы немецких спецслужб, которые заранее готовили пятую колонну, агитируя против советской власти и предлагая начать вооруженное сопротивление с самых первых дней военных действий. В результате с началом войны несколько тысяч вооруженных латвийцев буквально стреляли в спину спешно отступающим красноармейцам…

Миф. Советские войска героически сопротивлялись вступлению немцев в Латвию.

— Увы, ни о каком героическом сопротивлении частей Красной армии на территории Латвии говорить нельзя, за исключением обороны Лиепаи и ее военно-морской базы: там отряды рабочих и краснофлотцев неделю противостояли превосходящим силам противника. В остальном это было поспешное отступление, когда бросали военное имущество, технику, архивные материалы…

Хронология наступления немцев описана в книге очень подробно: уже 23 июня они появились на территории Латвии и заняли Приекуле, отрезав снабжение Лиепаи. 26 июня немцы заняли Даугавпилс. 30 июня — рижскую Пардаугаву, 1 июля Рига полностью перешла под немецкий контроль, а 9 июля вся страна была под немцами.

В книге дан ответ на вопрос, почему столько евреев и совпартработников было уничтожено в первые недели войны. Дело в том, что советская пропаганда дезинформировала всех, кто симпатизировал советской власти.

24 июня, когда была занята треть Курземе, собрали пленум ЦК Компартии Латвии, на котором обсуждали вопросы… мирного строительства: планы, севооборот, развитие предприятий. Ни слова о войне. 26 июня, когда был захвачен Даугавпилс, в газете Cотa написали, что… планы нападения Германии провалились, все атаки отбиты, продолжаются действия на территории стран-захватчиков. Всех призывали оставаться на своих местах, продолжать работать и сохранять спокойствие.

Если кто-то недоверчивый и пытался в первые дни войны бежать в сторону Белоруссии, то охранявшие границу войска НКВД возвращали латвийских беженцев обратно. Поэтому так много людей из категории «подлежавших уничтожению» были схвачены немцами и расстреляны на месте. 85 процентов латвийских евреев были отправлены в концлагеря и потом уничтожены. Это была трагедия людей, которые поплатились за доверие к советской власти.

Миф. Под немцами Латвия жила сыто-мирно.

— Нормы продуктов и других товаров, положенные мирному населению, особенно в самую морозную (температура местами доходила до -44 градусов) зиму 41/42-го года, говорят об обратном.

Это была уже третья суровая военная зима (напоминаю, что еще в 39-м году Улманис ввел жесткое нормирование отрезанной от внешнего рынка Латвии), и, конечно, у жителей, особенно у горожан, никаких запасов продовольствия и особенно топлива уже не оставалось. Без спецразрешений можно было приобрести только посуду местного производства и ряд мелочей. Скажем, обувь немцы разрешали покупать только тем, кому она была необходима для работы в пользу Германии.

Ситуация для неработающих пенсионеров была сравнима со снабжением блокадного Ленинграда. Евреям (иначе как жидами их не называли) полагалась половина этой нормы, а за продажу продуктов евреям следовало суровое наказание.

Многим приходилось принимать важные решения (например, о сотрудничестве с германскими оккупационными властями), наблюдая за тем, как медленно угасали их дети. Лишь в 43-м году, после поражения под Сталинградом и с началом формирования Латышского легиона, нормы обеспечения продуктами были увеличены и приравнены к германским. И тому было простое объяснение: терпящим поражения на фронте немцам нужны были здоровые люди для военной службы в армии и для отправки на работы в Германию.

Миф. Латыши вступали в легион добровольно.

— По Женевским соглашениям, жителей оккупированных территорий в то время нельзя было призывать в вооруженные силы воюющих стран, но после Сталинграда немцам было не до соблюдения международных конвенций — они пошли на формирование нацчастей. В Латвии и Эстонии им это удалось, в Литве — нет. При том, что полицейские батальоны еще в 1941 году были сформированы повсеместно.

Тут сказались разные настроения политических элит балтийских государств. Решение Гитлера о формировании национальных батальонов в Латвии было опубликовано с опозданием на две недели. И не случайно. Нацистские пропагандисты сначала обнародовали решение оккупационных властей вернуть денационализированную советской властью собственность, причем на выгодных условиях: погашая прежние ипотечные кредиты по выгодному денежному курсу. (А ведь в первые годы оккупации об этом и речи не шло!) Не удивительно, что латвийская политическая элита того времени с готовностью поддержала решение о создании легиона.

В легион влились полицейские батальоны, немного добровольцев, а в основном это были мобилизованные юноши 1923-24 годов рождения, которых либо дезинформировали (немцы охотно публиковали брошенные в спешке отступления материалы о зверствах сталинского режима, решениях «троек», правде о ГУЛАГе и т. п.), либо запугали.

Немецкая пропаганда, особенно в первые годы войны, была на высоте. Да и сейчас выступления Гитлера и Геббельса можно оценить как мастерски поставленные политические шоу. Кто-то из молодых воспринимал вступление в легион как незабываемое приключение, кто-то просто не был в силах противостоять судьбе, но около 10 тысяч человек либо дезертировали, либо уклонились от службы в немецкой армии.

В Литве темпы деприватизации были гораздо ниже, чем в Латвии, — литовцы не пошли на поводу у немецких властей. Командир литовских полицейских батальонов отказался выполнять немецкий приказ о формировании легиона — дал указание о расформировании частей. Это было для него делом чести. За это он и его высшие офицеры поплатились жизнью. Но 22 тысячи литовских полицейских ушли с оружием в руках в леса — боролись против немцев, а потом и против Советов.

Миф. Противостояния местной элиты немецким властям фактически не было.

— 17 марта 1944 года генеральному инспектору Латышского легиона группенфюреру Рудольфу Бангерскису был подан меморандум от Латвийского центрального комитета. В нем около двухсот представителей латышской политэлиты призвали объявить о независимости и суверенитете Латвии, воссоздании латвийской национальной армии и т. д. С тем, чтобы вместе потом с германской армией выступить против приближающихся частей Красной армии.

Это можно воспринять как акт патриотического мужества. Но если сопоставить их призыв бороться с большевизмом с текстом выступления Гитлера полуторамесячной давности, в котором он объявляет крестовый поход именно против большевизма и концентрацию всех сил его союзников на эту борьбу, то возникает подозрение, что меморандум на самом деле был продуманной провокацией германских спецслужб, которые таким образом получили список нелояльных оккупационному режиму авторитетных лиц (многие из них оказались в 44-45-м годах в немецких концлагерях).

Подписавшие меморандум оказались нелояльны и к советской власти. В случае победы СССР этот документ мог быть основанием для преследования подписавших его лиц. Так что все эти люди оказались между молотом и наковальней. Многие были вынуждены потом либо уйти с немцами в Германию, либо бежать на моторных лодках в Швецию.

В общем, вопросы организации сопротивления немецкой оккупации в Латвии по-прежнему неоднозначны… Слишком многие тогда открыто сотрудничали с оккупантами, другие в порыве патриотизма старались им противостоять, не подозревая, что сами стали орудиями манипулирования спецслужб воюющих государств. И в этом хитросплетении интриг исследователям еще предстоит разобраться.

Миф. В 45-м году ужасы одного оккупационного режима сменились ужасами другого оккупационного режима.

— В 44-м, а особенно в 45-м году немцы могли расстрелять за что угодно. Например, за то, что ты задержал обязательные поставки немецкой армии, за слушание московского или лондонского радио, за спекуляцию продуктами… У нас в книге приведен случай, когда соседка донесла на соседа, что тот угрожал ей: «Русские придут — я им расскажу, как ты сотрудничала с этими немцами!» Соседа тут же расстреляли. Рижский фотограф был схвачен и расстрелян за то, что вышел на улицу в красном галстуке.

Когда вошла советская армия, наказания были несравненно мягче. Жителям Латвии были возобновлены многие социальные гарантии. Если при немцах была 60-часовая рабочая неделя, то при советах ее сократили до 40 часов. Судебные приговоры были несравнимо гуманнее. И только после 47-го года, после разгрома основных сил национального сопротивления, за недопоставку того-то и того-то можно было получить до 10 лет лагерей. Расстрелов вообще не было — расстрельные статьи восстановили только в конце сороковых. Попавшие же в плен легионеры, как правило, получили по 20 лет лагерей, но в середине 50-х и их освободили.

Похожие публикации